Александр Ступин - Одинокий

Мужики с полков вниз скатились и – к двери. А дверь закрылась и не открывается. Они – и так и сяк, не могут открыть. Сидят, водой холодной обливаются, а она тоже греться начала, чуть не кипит. Хмель с мужиков окончательно вышел, и поняли они, чьих рук дело. «Ой, хватит, хватит!» – кричат, – «Мочи нет терпеть, отпусти ты нас, не губи!» А парнишка понимать-то – понимал речь нашу, да видать, плохо, а может, шалить начал. Они стонут, а он ещё больше старается, жару поддаёт. Видят парильщики – дело плохо. Выбили насилу окно и стали на помощь звать. Прибегает родственник. Но он про банного знать ничего не знал, и давай сразу дверь ломать. Лом схватил, топор. Рушит баньку-то. Мужики с жары не сообразили его предупредить, да и не поверил бы он им. Подумал бы, от жары в голове у них помутилось.

А Слишкомжарко осерчал не на шутку: банька-то – дом его. Подумал, ломают её. Размахивается городской топором, чтобы дверь разбить, а тот из рук его вырывается и на улицу улетает в кусты. И лом – туда же. Городской из баньки выбежал, схватил ведро воды, и в топку – водой, огонь гасить стал. Дрова шипят, пар, вода грязная течёт. Как тут Слишкомжарко осерчал!

Родственник ничего не понял, только возвращался он домой на «Скорой помощи». А мужики, пока сражение это было, из плена освободились, дверь выбили и в озеро попрыгали. Так и сидели, пока не услышали вопли родственничка. Еле доплелись, а он уж вот: лежит на траве, стонет. Погуляли, в общем. Они – красные, чуть кожа с живых не слезла, и он – весь в синяках. Выпили на радостях, что живые остались, но родственнику ничего сказывать не стали. «Полтергейст, он и есть полтергейст», – как городской сказал, когда его на носилках в машину «Скорой помощи» грузили. Был, конечно, участковый, носком ботинка землю поковырял и решил: «Перебрали сельские, да и подрались чуток. Ничего страшного, тем более, заявление-то никто писать не стал».

Время шло. Местные лишний раз парнишку не звали, но от помощи его не отказывались и были настороже. Парнишка тем временем вырос. Бородёнка у него появилась, как лишайник в лесу, волосы такие же жёсткие, и цвет необычный, ну лишайник и лишайник… По человеческим обычаям жить стал: брился-стригся, одеколоном пользовался, даже зубы чистил. И одевался тоже как человек, а где ж он другое-то возьмёт? Но поскольку роста был небольшого, не выше ребёнка десятилетнего, ему всё детское и доставалось. Со всей деревни несли, и свои, и чужие.

Местная детвора с ним не играла, побаивались. Он тоже их сторонился, игр детских не понимал, и, самое главное, общаться с ним сложно было. Понимать – он понимал, что ему говорили, а сам говорил тяжело.

К тому времени дачники у нас объявились. Места-то красивые: лес, речка, озеро, и от города недалеко. Колхозов-совхозов к тому времени не стало, поразрушили всё.

Вот церковь стали восстанавливать. Она у нас красивая была, да в дни окаянные разрушили её. Потом война была. Жил народ тяжело. В церкви-то клуб сельский устроили, когда рушиться стала, под склад отдали. А как перестройка прошла, отдали её обратно православной общине. Вот и батюшку назначили. Хороший такой батюшка, отец Иоанн, с Украины, или нет, белгородский. Но всё равно: «шо» да «гы». Его, как приехал, за глаза «тышо» прозвали. Почему? А он, если удивлялся, руками так взмахивал, будто полететь собирался, и восклицал: «Та ты шо!» Мягко, по-малороссийски.

При нём церковь стали воскрешать, реставраторы из города приезжали, потом комиссия проверяла прочность конструкций, состояние фундамента. Пришли к мнению, что простоит церковь наша ещё сто лет, если, конечно, опять какие-нибудь перемены не произойдут в государстве нашем. Надуют ветры западные марксизм новый, и пойдут мужики рушить всё. Так уже было. Не дай нам Бог таких перемен снова. Восстанавливали храм потихоньку. Как отстроили колокольню, привезли колокол. Ну конечно, не такой, что раньше был, откуда столько денег взять, но тоже – немаленький.

Кран огромный приехал. Вот идёт работа по подъёму колокола. Всё хорошо, строители колокол к крюку цепляют, отец Иоанн в сторонке с жителями наблюдают. Поднимает кран колокол медленно. Сначала с машины его снял, а потом осторожно поворачивается к колокольне и вверх несёт. На небе – ни облачка, ветра почти нет. Всё складывалось замечательно. Ещё немного, и заведут его под балку, на которой он должен висеть.

И вдруг опоры у крана начинают продавливать землю. Может, там пустота образовалась, песок подвымыло, или грунт неустойчивый, поди – разберись. Крановщик-то опоры выдвинул, как положено, и пока на одну сторону тяжесть была, кран стоял, а как только поворачивать начал, то опора со стороны церкви стала в землю уходить. А где одна, там и другая. Все четыре колеса с противоположной стороны от церкви плавно оторвались от земли, машина накренилась, и стрела крана оперлась на стену колокольни. У крановщика лицо всё взмокло от пота, не знает, что делать.

Вместе со всеми и наш банный стоял. Вначале он в восторге был, пальцами водил, бурчал что-то. А ему объяснить пытались: «Упадёт, дескать, кран-то, и колокол разобьётся. Да что тебе говорить? Всё равно ничего не понимаешь». А парнишка глаза таращил, лоб морщил и постепенно допёр, что кран упасть может, точнее сказать, грохнется с минуты на минуту. Он тогда стал мужикам что-то объяснять, лопочет им, руками машет, но они его не слушали: «Дошло наконец. И без тебя знаем. Да что сделать-то можно?» Парнишка аж весь затрясся от возбуждения. С ним такое уже случалось, поэтому никто особенно внимания не обратил на это, все на кран смотрели. Ситуация на тот момент безвыходной стала. Могла ведь и колокольня рухнуть, кран-то лёг на неё всем своим весом, плюс вес колокола. Слишком жарко же стал туда-сюда бегать. То вокруг крана, то потом вокруг церкви. Да шепчет что-то, приседает, руками взмахивает.

Отец Иоанн стоял бледный и уж смирившийся с тем, что разобьётся колокол: «Только бы люди не погибли, а колокол… Что же, Бог даст, новый закажем. Когда только? Дет через десять… Что делать-то? Беда. Вон дитя неразумное, и то так переживает…» Стоит батюшка, чуть не плачет, и кого винить, случай?

Крановщик из кабины вышел, руками смущённо разводит: «Что поделаешь?»

– И что теперь?

– Был бы второй кран, тогда перецепили бы.

Но все понимали, что найти такой второй кран сложно. Нет его.

А парнишка наш всё бегает. То к крану подбежит, то к колокольне. А потом замер у машины, стоит, смотрит, и по лицу его крупные капли пота потекли ручьём, как будто в бане он сидит, а не на улице весенней. Напрягся весь, кряхтит, будто тянет что-то тяжёлое руками за канаты.

– Это кто? Дурачок ваш местный? – спрашивает крановщик.

– Ой, смотри, смотри… Падает, кран падает!!!