Александра Чацкая - Троллейбус без номеров

– А это магия нашей Поварешки, – усмехнулся Рок-н-ролльщик, видя Сашино удивление. – Каждый в ее супе видит то, что хочет видеть. Я вот обожаю борщ со сметаной – и, посмотри-ка в тарелку, вот он, родименький!

Саше было страшно интересно, что видит в тарелке Эрик, который в своей Америке наверняка даже супа настоящего не ел, но голод – дикий, отдающийся болью в желудке голод пересилил любопытство, и она живо застучала ложкой по тарелке.

Туристы переговаривались между собой: спорили о чем-то Писатель и Атеист, кое-где даже переходя на личности. Эрик, которого они по какому-то недоразумению выбрали судьей спора, слушал их очень внимательно и с полуулыбкой на лице, не понимая ровно ничего из того, что они говорили.

– Как вы меня нашли? – спросила Саша.

Альберт Андреевич усмехнулся в бороду и налил себе еще супа.

– Как – как? Известно, как. По зипуну. Он как путеводная звезда. Каждый раз, когда ты оказываешься в мире снов – ты оказываешься где-то рядом с нами, и все благодаря нему.

– Зипун каким-то образом чувствует, где вы?

– Ну, конечно. Это же мой зипун, а не чей-то еще, – посмотрел на нее удивленно Альберт Андреевич. – Был бы это зипун какого-нибудь доппельгангера, сейчас бы что-то постоянно тянуло тебя в метро. Все просто.

– А мы сегодня отправимся в чужой сон?

– Отправимся, отправимся. До нашего объекта – профессора одного из технических университетов – путь долгий, придется ехать транзитом. Через несколько снов.

Саша очень хотела побывать в чужом сне, а потому она быстро доела суп – супа было много, а потому она буквально ощущала, как булькает в желудке горячая жидкость – и села дожидаться остальных.

Наконец, все встали и собрались.

– Идти нам придется долго: ближайший вход в метро только у конца этого леса. Впрочем… Нет, наверное, давайте возьмем машину. А то Революционерка вымотается и уснет – а какие сны бывают, когда ты заснул в мире снов, я и сам, если честно не имею не малейшего понятия. Так что давайте без рекурсий.

– А я хотел пешком, – заныл Атеист. – Пешком интереснее, и грибы можно поискать. Я читал, в этом лесу грибы… особые. Можно расширить сознание.

– И дорасширяешься до дурки, – рявкнул Рок-н-ролльщик, обычно спокойный и миролюбивый человек. – Атеист, давай без этого, ты же умный парень. Да и, в конце концов, что, не хочешь порулить?

– Может, и хочу, – буркнул обиженный Атеист, по-детски заливаясь краской.

Саше Атеист нравился. Хоть он уже был студентом и учился где-то в техническом вузе на инженера, Атеист настолько по-детски вечно пытался играть во взрослого, показательно цинично и беспринципно рассуждая с Альбертом Андреевичем о боге, красоте и природе человека, что его вечно хотелось поддеть и вывести на спор, чтобы за наглым студентом поглянулся обиженный, никого не хотевший слушать ребенок.

За избушкой внезапно оказался самый настоящий микроавтобус. Саша частенько видела такие в фильмах про хиппи, и ей еще сильнее захотелось научиться играть на гитаре, чтобы сидеть на крыше, слушать шум ветра в ушах и подпевать ему, дергая струны.

– Хочешь на крышу? – угадал ее мысли Рок-н-ролльщик. – Сейчас я тебя подсажу. А ну, держись крепче!

Сашу бесцеремонно подняли, будто она была пушинкой, а не девчонкой с отвисшим пузом, и усадили на край крыши. Наверху лежало множество подушек самой разной расцветки, пара одеял – видимо, на крыше может быть холодно – и та самая гитара.

Рок-н-ролльщик проследил за тем, чтобы все сели, легко подтянулся на руках и тоже забрался на крышу. Плотно укутал Сашу одеялом, несмотря на все ее сопротивление – как же так, и одеяло, и зипун! – да еще и сбросил джинсовую куртку, оставшись в клетчатой рубашке. Улыбнувшись, честно и открыто, он взял гитару.

– Трогай, Атеист! – сказал он, настраивая струну.

Они поехали, и вместе с ними поехал Рок-н-ролльщик, наигрывая очередную битловскую песню. Его голос резонировал с воем ветра, и веселая песенка про СССР звучала так по-свойски и так по-домашнему, что Саше захотелось куда-нибудь спрятать эти воспоминания, чтобы доставать и любоваться по праздникам. Так она, будучи ребенком, любовалась на иностранные шоколадные конфеты, которые мама не открывала до Нового года.

Саша ощущала, как ласково шепчет в уши ветер, как пролетают мимо них дороги-дороги-дороги, забытые богом деревеньки, леса и поля, и ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Ни о чем не думать, ничего не бояться, ничего не помнить и ни о чем не грустить – только смотреть на мелькающие маленькие городки да слушать пение Рок-н-ролльщика. Вскоре к ним на крышу присоединился еще и Эрик, и его хриплый, но отчего-то такой искренне нежный голос пел песню о мальчике, танцующем фокстрот. Саше тоже очень хотелось танцевать – под музыку из собственной головы, рассказывать истории про людей, которые никогда не существовали, а потому оказывались самыми добрыми и самыми честными на свете, а еще хотелось обнять весь мир.

Почему-то вспомнилась Аня. И ее оскорбления. И, странное дело, Сашебыло плевать на то, что еще скажет эта напыщенная грубая дура, словно это происходило в каком-то другом, ненастоящем мире. Возможно, загадочный кондуктор из сна про троллейбус был прав, и ей действительно место здесь. Рядом с Эриком, который пел страшные и детские песни, рядом с Рок-н-ролльщиком, рядом с Писателем, Атеистом, Поварешкой и Альбертом Андреевичем. Рядом с друзьями.

– Стоп-машина! – заявил Рок-н-ролльщик, спуская Сашу с крыши. – Вот и приехали!

Они оказались в пустом, сорном, заброшенном сером городе, полным пятиэтажек и покинутых улиц. Где-то шуршала брошенная газета.

– Жутковатое место, – Саша поежилась, хотя в зипуне ей не было холодно.

– Это да, – кивнул ей Альберт Андреич. Весь зеленый – в машине его часто укачивало – он выбрался из микроавтобуса, раскрашенного в цвета радуги, который казался отвратительно не вписывающимся в здешнюю серую жизнь. – Никому не отставать! Можем наткнуться на Парацельсов. Живет здесь один со своим выводком.

Саша взяла Эрика за руку – как раньше, когда она вытаскивала его из заброшенного парка – и засеменила за остальными. Придерживаясь огромной карты – Альберт Андреич никогда не раскладывал ее полностью, и, казалось, что если он ее развернет, то под картой окажутся они все, и весь мир – он вел их по одному известному только ему маршруту, лавируя между одинаковыми, пахнущими пылью и запустением улицами. Саша покосилась на карту – и ей показалось, что некоторые места двигаются. Бывает, это же сон.

После получаса блужданий они, наконец, оказались около высоченного дома. Балконы выпирали, будто частокол зубов, а в окнах гулял ветер.

– Нам сюда, – сказал Альберт Андреич и открыл дверь подъезда. – На пятый этаж.