Ян Валетов - Не время умирать

Крик жертвы был страшен. Визг, похожий на верещание раненого зайца, только в сотню раз громче и еще пронзительнее, полный такой нечеловеческой боли, что Книжник похолодел. Снова мелькнул тенью силуэт жрицы, сверкающее лезвие очертило круг, и второй вэрриор заорал так, что по спине пробежала волна мурашек.

– Да трахни меня Беспощадный! – восхищенно выдохнул Бегун, жадно вглядываясь в причудливый танец Сибиллы. – Она их потрошит! Она потрошит их живьем!

Тесак Белки взлетал и падал, вычерчивал дуги и круги, и снова взмывал вверх. Преследователи превратились в дичь, в жертву, с которой охотник делал, что хотел.

Книжник отвернулся, он уже достаточно увидел. Достаточно для того, чтобы надолго потерять аппетит. Бегун же, напротив, не отводил взгляда и разве что не причмокивал от удовольствия.

Визг превратился в хрип, хрип перешел в вой, но эти двое были все еще живы. Сибилла не хотела, чтобы они умерли сразу, и в глубине души Книжник ее понимал.

Когда он отважился снова посмотреть на расправу, жрица уже шла к их повозке своей переваливающейся утиной походкой, держа в каждой руке по какой-то веревке. Две ленты, которые тянулись за ней от тел, словно она разматывала клубок толстой бечевы. Тим не сразу понял, что это за веревки, а когда понял, то пожалел, что понял, и снова отвернулся.

Бегун помог жрице подняться в повозку. Она была забрызгана кровью с головы до ног, а на груди у нее висели…

Книжник почувствовал, что сыт увиденным по горло. Что его сейчас не просто стошнит, а вывернет наизнанку, но его не вывернуло. Чел – удивительное существо, он привыкает ко всему. Особенно когда ему некуда деваться.

– А это тебе зачем? – спросил он, стараясь не приглядываться к «ожерелью».

– Ах, ты об этом? – Сибилла погладила трофеи. – Мне идет, правда?

На лице ее застыла все та же милая улыбка. Если раньше она казалась Тиму просто зловещей, то теперь он твердо знал, как должен ухмыляться Беспощадный.

Жрица медленно слизнула крупную алую каплю, скатившуюся по верхней губе.

Мед-лен-но.

Книжник с трудом сглотнул, и слюна с шорохом прокатилась по сухому шершавому горлу.

– Все герлы любят украшения, да?

Жрица протянула ему небрежно протертый тесак. Рука у нее не дрожала.

– Спасибо. Возьми. Хороший нож.

Рукоять оружия показалась Тиму горячей и липкой. Ладонь начала мучительно зудеть, как заживающая рана. Книжник еще раз глянул на тела воинов Тауна. Вернее на то, что от них осталось. Они походили на кучи ветоши, но все еще слабо шевелились. Или это ветер шевелил располосованную одежду? Стонут они еще или замолчали навсегда, с такого расстояния было не разобрать. Да и это, если вспомнить ангар в Сити и его содержимое, было неважно.

Каждый получает то, что заслужил, если только Беспощадный не решит иначе. Один монстр прикончил двух других монстров. Так все устроено. Так, а не иначе все работает.

Тим перевел взгляд на жрицу, и Сибилла проворковала, заглядывая ему в душу:

– Каждого…

Зрачки у нее были, как ружейные стволы, направленные Тиму в лицо.

– Каждого, кого найду. Каждого, до кого дотянусь. Слышишь, Книжник? Пока я жива…

Пальцы ее нежно коснулись окровавленных гениталий, висевших на груди, а потом она удовлетворенно скрестила руки на животе, выпирающем из-под свитера.

В ответ на ласку живот шевельнулся.

Что же за чудовище растет в ее чреве? Что она может родить?

Книжник почувствовал, как от неконтролируемого страха сжимается мочевой пузырь и во рту появляется омерзительный вкус желчи. Ган-кар стоял среди начинающейся зимы, среди разрушенных домов мертвого города в агонизирующем мире, у которого еще пару лун назад не было ни одного шанса. И у которого не останется ни одного шанса, если он не заставит монстров работать на себя, если вместе с монстрами не найдет способа заставить этот мир жить иначе. И если для этого самому надо стать монстром…

Книжник споткнулся об эту мысль, налетел на нее, как на бетонную стену, но додумал до конца… то я стану монстром.

Он был один на один с Беспощадным, если не считать безумной беременной жрицы и умирающего старого врага. Но других союзников у него не было, и взяться им было неоткуда.

«Зачем?! – в который раз спросил себя Книжник. – Зачем я приперся сюда? Кого тут можно спасти? Я только и делаю, что несу смерть. Я убиваю, убиваю, убиваю… Я больше убил, чем спас…»

– Добрый – значит мертвый! – отчетливо произнес голос Белки за его спиной. – Сопли вытри!

Тим вздрогнул и оглянулся. Никого. Ее пепел остался в Вайсвилле. Ее больше нет, а он еще есть… Благодаря ей.

– Что стоим? – спросил Бегун, защелкивая крышку пулемета. – О чем думаем?

Лязгнул затвор, и вождь ощерился, демонстрируя остатки зубов.

– Готово, Червячок!

Сейчас Бегун действительно походил на олдера. На олдера из сказок, которыми пугали бэбиков бесконечными зимними ночами. Облезлый, кривобокий, поросший клочковатым седым волосом, редкозубый, с красными, как у крысы, глазами. Но смелый до безумия, ловкий, несмотря на увечья, и смертельно опасный. Такой мог вполне явиться в Парк и пить кровь у спящих бэбиков!

Книжник не верил ему ни на секунду. Только безумец мог дать оружие в руки этой помеси снейка и вольфодога! Но выбора не было – и Тим вручил ему это оружие. В который раз у Книжника не было выбора!

Бегун отшвырнул в сторону мятую гильзу, вытер рукавом замурзанное лицо и густо харкнул в сторону мертвецов.

– Чего ждем, Червь? Ты теперь у нас вождь? Так веди!

Бегун повис на руках и, как мог осторожно, спрыгнул с остатков пожарной лестницы.

Прыгал он аккуратно, но все равно застонал и схватился за спину, за место, куда ударили копыта.

– На мясо пущу, – прорычал он, недобро поглядывая на лошадь.

– Бинокль отдай, – сказал Книжник. – Уронишь. Что там?

– Под мостом шевеление, – Бегун, кряхтя, присел рядом.

Сибилла хмыкнула.

Она соорудила себе гнездо из сумок и тряпья, свернулась в нем, обложенная коробками с пулеметными лентами, и накрылась поверх кусками шкур, найденными в разбитом кэрродже преследователей.

– Скоро станет темно.

– И что с того? – осведомился Бегун, с трудом выпрямляясь. – Это их земли. Они тут знают каждый камень, и темнота им похер. Я бы не стал ждать ночи, я ударил бы сразу. Кто сейчас у них вождь?

– Сиплый! – сказала жрица.

Не сказала – выплюнула имя через зубы.

От такой ненависти Сиплый должен был немедленно покрыться чирьями с головы до ног и истечь гноем, но Сиплому было плевать на чью-либо ненависть. Он дышал этой ненавистью. Она текла у него в жилах вместо крови гнилой черной жижей.

Книжник прекрасно помнил Сиплого.

Горящие злобой глаза из-под надвинутого капюшона. Сгорбленный силуэт смерти, притаившийся в густой тени на верхних этажах Жертвенной Башни.