Сергей Иосич - Кокодан. Зигзаги эволюции. Кокодан – 2. На распутном шляхе

– Ну, камикадзе, собрались? А теперь полетим! – весело напутствовал пассажиров перед полетом бравый вертолетчик.

Когда обалдевшие пассажиры заняли свои места, обшарпанный маленький вертолетик, усиленно пританцовывая как полоумная курица, попытался взлететь. К шизоидному удивлению Вадика и членов его охраны, вертолет, после нескольких па, согласно любимой местной песенке о школе танцев Соломона Пляра, взлетел аки голубь. Воздух над горным пейзажем изобиловал воздушными ямами, от которых Лапкину очень скоро стало плохо. Удивленный его зеленым видом, пилот протянул большущий целлофановый пакет, и жестом отвергая благодарность, произнес мудрую фразу:

– Для лучшего друга и дерьма не жалко.

Поэзия полета винтокрылой машины закончилась сравнительно мягкой посадкой с завершающим ритуальным исполнением танца священной обезьяны. Широкое ущелье среди лысых гор было забито вертолетами, внедорожниками, бедуинистыми верблюдами гималайской породы, вперемешку с самими бедуинами.

Вадима торжественно вынесла из вертолета не совсем здоровая охрана, а супервертолетчик, хлопая как цыпленок крыльями, хлопотал вокруг поверженного пассажира с фляжкой теплой водки в одной руке и соленым огурцом – в другой, тщетно изображая верх сочувствия. Прощелыга прекрасно знал, что на такой жаре водку пьют только мужественные аборигены из какого-нибудь племени «Ням-ням» и славного рода «Баобабе». Поэтому этот ритуал был возможен в лимпомпошной Африке, но не в здешних благопристойных местах.

Вадикино веснушатое лицо после некоторой травли остатков желудочного содержимого в дареный пакет, постепенно стало приобретать розоватый оттенок. Зелень куда-то ушла, словно сумма со счетов ограбленных им свинодеятелей росгосмасштаба. Отметив улучшение общего состояния здоровья у своего важного пассажира, вертолетчик быстро преобразился из цыпленка в скаредного торговца божественными напитками типа фанты и кока-колы, ящики с которыми он, пыхтя, разгрузил в тени вертолета. Над Лапкиным и его телохранителями грозно сгустились тучи водителей внедорожников и бедуинов-верблюжатников, жаждущих получить свои тридцать серебренников. Он решительно отмел возможность путешествия в район раскопок на постоянно харкающих и мотающихся налево и направо верблюдах, и предпочел внедорожник.

Шоферюга-араб громко врубил какую-то жалобную восточную музыку, похожую на некие стоны воображаемого акына, и лихо рванул по пыльной дороге навстречу Вадикиному возможному счастью. Через несколько минут машина резко затормозила у ряда палаток разного типа и конфигурации, развернутых в русле давно высохшей речки. В одной из таких палаток Лапкин надеялся встретить свою надутую любовь с характерными татушками. Набрав заветный номер на своем мобильнике с золотым корпусом, он с замиранием сердца ожидал услышать такой дорогой, слегка пропитый и прокуренный голос.

– Какого хрена ты мне трезвонишь? У меня важная научная встреча с коллегой – услышал он грубую женскую отповедь.

– Это я, Вадик! Прибыл как принц на белом коне за своей ненаглядной – проворковал, стуча сердцем, влюбленный джигит.

Полог одной из палаток распахнулся, как в сказке про Али-бабу и сорок разбойников. Из образовавшегося отверстия выскочил какой-то смуглый господин с голым торсом, на ходу застегивая штаны. Следом появилась разгневанная, обнаженная фигура Карины, костерящая матом неудачливого очередного любовника и красивым жестом швыряющая несколько зеленых купюр вдогонку за искусителем.

Эта необычная сцена жестоко ударила по самолюбию Вадима, навевая невеселые мысли о бренности бытия. Карина, увидев остолбенелую группу мужиков, мигом скрылась в палатке, от греха подальше. Отринув чувство оскорбленного эгоизма, влюбленный джигит решительно вошел в полумрак тканного жилища возлюбленной потаскушки.

– Большой привет, о моя гусочка! – приветствовал, в свойственной только влюбленным манере, Вадик Карину, успевшую натянуть кое-какую вызывающую одежду.

– О том, какой у тебя привет я должна судить после неизбежных занятий любовью с тобой, мой петушок – смущаясь ответила девушка, скромно жеманясь.

– А кто негодяй, которого ты только что прогнала? – осмелился задать нелепый вопрос кровно заинтересованный влюбленный.

– Да так, не успела переодеться, как хамло без стука вошел в палатку. Пришлось выгнать – проворковала археологическая дива.

– А причем тут бабло, которое ты швырнула ему вслед? – не унимался неугомонно-назойливый Лапкин.

– Ну вот, ревнивец нарисовался на мою задницу! – истерически взвизгнула недовольная суперневеста и, успокоившись, внятно пояснила:

– Не скрою, бабки предлагал за обладание мною. Разве я этого недостойна? Но не в моих правилах отдаваться каждому встречному-поперечному, тем более за жалкие сотню баксов. Как девушка скромная, я швырнула зелень наглецу вслед.

Попав под чары железобетонной логики своей желанной, и не обратив внимания на нестыковку ее объяснений с фактом важной научной встречи с коллегой при недавно состоявшемся телефонном разговоре, Вадим быстро отправил телохранителей осматривать местные достопримечательности. Оглянувшись, охранники увидели удивительную картину: палатка ходила, по-слоновьему, ходуном и издавала какие-то подозрительные желудочно-кишечные, хрюкающие звуки.

Жгучее солнце уже пыталось спрятаться за скальными породами, когда на всем скаку в палатку влетел старый профессор Кляров. Резким движением хирурга он смел со стола рюмки, бутылки и прочие атрибуты застолья, дрожащими руками вынул из ведра несколько осколков керамики и разложил на столе. Обращать внимание на оккупировавших скрипучую кушетку влюбленных старому утесу науки было некогда.

Перед потрясенным профессором открылись древнегреческие письмена, четко начертанные в застывшей и обожженной в незапамятные времена глине. Напрашивался следующий дословный перевод:

– Я, дитя Зевса полубог Гераклес, стрелами отравленными поразил полузверей мерзейших, зарыл их тела и остановил разгорающееся пламя болезни лютой в чадящем очаге мироздания. Не сотвори глупость, о копатель несчастный! Не открой болезни ход, словно ящик Пандоры, не сотвори из людей чудовищ проклятых! Вино пил в меру. С уважением, Гераклес!

– Да пусть меня простит за такой дебильный перевод мировое археологическое племя! – прошептал обсохшими губами ошеломленный старый пердун, и грозно взглянул из под седых бровей на притихших влюбленных голубков:

– Что за бардак на столе, и что это за антропологические новости? – тыкнув пальцем в сторону Лапкина, строго спросил начальник экспедиции.