Дмитрий Красько - Примат воли

Ожидание растянулось минут на пять. Выражение лица у Доктора не менялось, но чем дальше, тем спокойнее становилось оно у большеголового.

Наконец физиономия Доктора приняла прежнее выражение – глаза стали меньше, ноздри опали, щеки сдулись. Кровь отхлынула, и он, разлепив губы, прошипел:

– Ты что, сдурел?! Копер, я научу тебя когда-нибудь, что живым людям живую воду давать нельзя? Ни капли! В этом случае действие живой воды от количества не зависит – отдать богу душу можно и после одной капли. Просто энергией разорвет! Две жизненные силы на одно тело – многовато!

– Но ты ведь выжил! – самодовольно заметил Копер.

– Я – среди Избранных, не забывай! Но и меня бы разорвало к чертовой матери, если б не жуткий упадок сил. Ты больше так не рискуй.

– Хорошо, – покорно согласился большеголовый. – Но и ты меня так больше не пугай.

– Мне действительно сложно работать, когда Сириуса нет на небе, – задумчиво проговорил Доктор. – Он – единственная звезда, дающая мне энергию. Остальные только забирают. Не знаю, почему… По-моему, еще с Египта повелось. Сотис великий блистает на небе… М-да! А ночь только начинается. Чувствую, Копер, что к ее исходу я буду пуст, как барабан.

Странное лицо большеголового выражало сочувствие. Он действительно переживал за Доктора. При всей их взаимной неприязни, которая нет-нет, да и проявлялась, они все-таки играли за одну команду, и если выбывал один, то и второй автоматически оказывался на грани выбывания. Выпадет из игры Доктор – и некому будет приводить в порядок меня и остальных мертвых. Правда, я не вполне понимал, для чего это нужно, но перед Копером такой вопрос, судя по всему, не стоял. И для него, и для Доктора все, что происходило или будет происходить, было исполнено смысла. И хотя для меня оставались неясны функции, возложенные на большеголового, – ведь не исполнять же роль «подай-принеси», в самом деле, – но я с точностью мог сказать, что заменить друг друга, случись что, они не смогут.

– Ну что, продолжим? – вздохнул Доктор. – Давай по нарастающей. Кто там у нас? Лонгви? Тащи сюда, ремонтировать будем.

Место Леонида занял тот, кого называли Лонгви. В отличие от своего предшественника, ни крепким телосложением, ни развитой мускулатурой он не отличался. Скорее наоборот – был строен, даже хрупок. Единственное, что их объединяло – обилие синяков и шрамов на теле.

– Что в карте больного? – Доктор снова начал свою игру в вопросы-ответы, где участвовал только он один. Видимо, это помогало ему работать. – А в карте больного сплошные переломы. Таким образом, уважаемые господа, мы имеем возможность наблюдать тройной перелом позвоночника со смещением дисков, десять переломов ребер – из них два открытые, три перелома ног – один открытый, два – рук, опять один открытый. Раздроблены кости таза. Две дыры в черепе, из них через одну поврежден мозг. Печально, но поправимо. Так, что еще… – его ловкие пальцы ощупывали мертвое тело, и Доктор, похоже, видел через них все насквозь. – Разрыв селезенки. Гм. Легкие тремя ребрами пробиты. Ну, в принципе, все. Глаза у него нет, насколько я помню, уже лет восемьсот. Отыскать оный не удалось, так что все претензии – к сарацинам. Вставлять каждый раз искусственный я уже заколебался, а посему сейчас воздержусь. Ничего, и с одним глазом сгодится. В общем и целом, случай не особенно сложный, хотя повозиться придется долго. С другой стороны, а кто гнал его в горы? Подумаешь, скалолаз. Вот и долазался. Жизнь потерял, очередной глаз потерял, а совесть еще до рождения потерял. Такой вот азартный человек. Игрок.

Доктор проворно и уверенно делал свое дело. Его тонкие пальцы порхали над телом, словно он был пианист-виртуоз, а перед ним стоял рояль, и игралась пьеса в темпе аллегро. Живая вода, видимо, пошла на пользу, и напрасно он обругал Копера. Хотя – кто знает.

Не переставая рассказывать разные забавные эпизоды из жизни, – а вернее, жизней, – пациента, Доктор вправлял ему переломанные кости, резал тело, запускал в разрезы пальцы и что-то делал внутри. Копер, зараженный его энергией, метался между лабораторным столом и операционным, передавая Доктору то живую воду, то мертвую, то разрыв-траву, то траву-плакун. Оба были поглощены процессом оживления.

– Азартен, азартен, – похохатывал Доктор. – Помнишь, Копер, как он с пиратами в кости играл, когда Каем Кесарем был? Дескать, выиграю – и вы меня отпустите, а проиграю – что делать, к выкупу еще и проигрыш прибавлю.

– Помню, – поддержал его Копер, суетящийся между столами. – Он же тогда в три раза больше собственного состояния проиграл!..

– То-то и оно, – Доктор добродушно усмехнулся. – Кто же, кроме него, такую сумму мог найти? Пришлось отпустить, чтобы он сделал это. Хорош поворотец, а?

– А он вместо выкупа потом вдоль дороги всех на крестах развесил, – докончил большеголовый. – Веселый человек!

Что ж, в таком случае, странное чувство юмора было у этого Лонгви. Да и у Доктора с Копером тоже, поскольку после слов большеголового оба задорно рассмеялись. Впрочем, что для них жизнь человеческая, если оба странствуют по миру вот уже три с половиной тысячи лет? Посланцы каких-то Великих. Высших сил, как я понял. Богов, что ли?

С Лонгви Доктор провозился намного дольше, чем Леонидом. Но, когда Копер умчался относить отремонтированное тело в кладовую, выглядел не в пример лучше. Его руки снова стучали по столу, но на сей раз не в припадке нервной дрожи, а выбивая незнакомый, но завораживающе диковатый мотив. Может быть, на Доктора все еще действовала живая вода, а может, причина была другая, но факт остается фактом – он чувствовал себя неплохо, хоть и был слегка бледноват.

Копер, на время работы с ремонтом тел обратившийся в верную болонку, в кладовой не задержался и пары секунд – очевидно, просто сбросил его на пол, особо себя не утруждая. Потом, снедаемый беспокойством за состояние здоровья Доктора, выскочил обратно. Но, увидев, что с партнером все в порядке, расплылся в идиотской улыбке и спросил:

– Тебе уже лучше?

– Сириус взошел, – просто ответил Доктор. – Давай, Копер, пошевеливайся. Работы у нас сегодня много. Неси следующего.

– Кого?

– Давай Амадеуса. Ему голову пулями изрешетили, но возни с ним все равно меньше, чем с Философом. Что-то с ним неласково в этот раз обошлись. Обычно его травят или режут.

– А сейчас к старинной пушке привязали, – хохотнул Копер, заставив меня еще раз подивиться его своеобразному чувству юмора.

– Ну, ты сейчас еще начни рассказывать, как мы его по частям собирали, – недовольно проворчал Доктор. – Шевелись. До рассвета всего четыре часа, а мы еще и половины работы не сделали.

Большеголовый послушно сорвался с места, подбежал ко мне и, схватив за ногу, сдернул с топчана. Моя голова с противным хрустом стукнулась о пол, но боли я не почувствовал, да и не ожидал ее – успел привыкнуть к странному состоянию мертвого организма.