Александр Марков - Рекордсмен

– Да не бери в голову. Конечно, главные участники фестиваля – это трабунеки. Но они не умеют говорить. Они вообще ничего не умеют. Я уж и не помню – пытался ли их кто-то дрессировать, но из этого точно ничего путного не вышло.

– Расскажи мне про этот фестиваль, ну и про трабунеков.

Слушая свою подружку, Андрей и не заметил, как к центру арены потянулись кильватерные линии ганопусцев. Подружка сама остановилась, прервала свой рассказ на полуслове, заворожённая зрелищем. Андрей с мгновение не понимал отчего у нее вдруг глаза остекленели, уставившись в одну точку за его спиной. Но тут купол огласил настоящий рев, ввысь почти под самый купол взметнулось пара десятков ганопусцев. Они дули в громадные раковины. Звуки эти, похоже, проникали по другую сторону купола и были слышны зрителям, потому что те завертелись на месте. Андрей ощутил, что тело его начинает само собой совершать какие-то танцевальные па. Рядом с ним танцевала Крисла.

Андрей уже научился различать половую принадлежность туземцев. Помимо музыкантов на арене были одни лишь девушки. Их уши были просто громадными. При каждом гребке они прижимались к телам, пеленая их словно одеждой, а потом расправлялись, точно паруса клипера, черпнувшего воздух. Такой стиль плавания напоминал медуз. Ласты они прижимали к телам и плыли, получается, лишь за счет своих ушей, не используя даже хоботов и реактивных струй. Левой передней ластой они прижимали к себе светящиеся раковины, а вот что было под правой и не разглядишь.

– Какие они красивые! – восторженно и с изрядной долей зависти прошептала Крисла.

И тогда Андрей понял, что женскую красоту здесь измеряют размерами ушей. Их видимо с детства натягивают на раму, как холст, чтобы день ото дня они становились все больше и больше. На земле ведь тоже, еще до генных модификаций, пытались, кто во что горазд, изменять свою внешность. Кто-то считал, что признак красоты – это маленькая ножка, другие – длинная шея, ну а третьи деформировали форму черепов.

У участниц представления уши были раскрашены сложными узорами. Медуз, наверное, пришлось очень долго дрессировать, чтобы они не просто ползали по телу, а смогли оставить такие следы.

«Ай, как жаль, что я про это не выяснил, но как-нибудь выкручусь»

Кильватерные лини встретились в центре, ушли вверх, переплетаясь, как волокна веревки, а достигнув купола, вновь рассыпались. Девушки поплыли вдоль купола все тем же стилем медуз. Среди зрителей начиналось какое-то безумие.

– Трабунеки!!! – кричали туземцы, тыкались хоботами в купол и натягивали его. Андрей испугался, что тот прорвется.

Признаться, он был бы только «за», окажись трабунеками эти девушки, а сам фестиваль неким местным эквивалентом конкурса красоты. Фраза охранника, насчет того, что «с трабунеками сложно пообщаться» играла на эту версию. Ведь Андрей знал, что с участницами конкурса красоты действительно поговорить сложно из-за многочисленной охраны, а если это и удается, выясняется, что «ораторское искусство» они не закачали и в результате не могут связать двух слов.

Тем временем, девушки опустились почти к самому дну. Они побросали раковины в ил и те сложились в сложный и очень красивый узор, а следом девушки кинули на дно то, что они прятали под своими правыми ластами – пузыри со спорами трабунеков.

Трабунеки были быстрорастущими водорослями. За пару часов в плодородном придонном иле, устилавшем стадион, они вырастали чуть ли не до самой вершины сферы. Это зависело от сорта и от того, как рост водоросли будут поддерживать зрители. Крисла рассказала, что выводят трабунеков поколениями. Занимаются этим на специализированных фермах. Это очень трудоемкий процесс. В придонном иле стадиона они росли буквально на глазах, как тесто в кастрюле. Их форма и цвет во многом определялись мыслями участников и зрителей фестиваля, которые трабунеки могли улавливать. Номинация «самый высокий» – тоже была среди наград, но главной была номинация – «внешний вид».

Когда споры зарывалась в ил, эффект был, как он взорвавшейся петарды. Тут же вверх тянулись многоцветные отростки, они расцветали, колышущимися в легком течении, листьями, переплетались, образуя нечто схожее с моделью ДНК.

Андрей и сам поддался безумию, тоже завопил: «трабунеки!» И надо же так случиться, что именно в это мгновение с ним связались из редакции. Его крик точно там всех оглушил. Никак иначе нельзя было обосновать возникшую паузу.

– Чего? – наконец послышалось в его голове.

– Все нормально, – бросил Андрей, – только мне сейчас не очень удобно разговаривать. Что вы хотели?

– Узнать – всё ли у тебя в порядке?

– У меня всё в порядке, – сказал Андрей, добавив, – лучше не бывает.

Получилось это немного певуче, с завыванием, наложилось и возбуждение от воплей зрителей и эффект от тронгада, все еще не рассосавшегося в крови. Продюсер на Земле мог подумать бог весть что. Ну что еще можно подумать о человеке, который говорит, что «лучше не бывает», находясь в теле какого-то водоплавающего слона с ластами? Продюсер подождал пока выяснять – не понадобится ли Андрею психологическая реабилитация по возвращению, а просто пожелал ему хорошо выполнить свою работу.

– Вот ведь отвлекают, – пожаловался Андрей подружке, – на самом интересном месте. А уж затем хором они завопили: – Траааа-буууу-нееее-кииии!

Андрей так увлекся, что едва не опоздал на включение. Обратного видео не было. Он не видел ведущую в студии, а только слышал ее голос и еще различил удивленный возглас, который она не смогла сдержать, когда Андрей возник на экранах. Она же его помнила совсем другим. Если вообще помнила. Забавно он видимо все-таки выглядит. Вот даже ведущая этому удивилась. А как удивятся родители и знакомые. Потом еще подшучивать над ним будут.

Стадион ревел. Трабунеки вымахали уже на несколько десятков метров.

Ему отвели всего три минут. Часы в голове тикали, показывая время, сколько еще остается до окончания включения. Это немного отвлекало. Ретранслятор со встроенным автоматическим переводчиком переводил его речь на привычные для зрителей языки и даже передавал в точности голос Андрея вместе с интонациями. Иначе они сейчас бы слышали лишь похрюкивание, скрип, свист, скрежетание и барабанную дробь. Именно таким без перевода казался людям язык ганопусцев.

Андрей уговорил нескольких ганопусок, открывавших фестиваль, помочь ему с рассказом. Они плавали позади него, раскрывая свои разноцветные уши. Он подозвал одну из них, задал вопрос, и та рассказала, что девушки годами готовы терпеть все эти растяжки, увеличивающие размер их ушей – лишь бы попасть в число избранных. Другая, включившись в беседу, поведала, что вся её деревня собирала деньги на самых лучших дрессированных медуз, разрисовавших ей уши.