Александр и Евгения Гедеон - Когда устанет даже смерть

Свитари лишь подмигнула ей в ответ, взъерошила белые волосы и вылезла из машины, помахав рукой на прощанье. На ходу поправляя причёску, она направилась ко входу в клуб. У одной из камер Ри остановилась, достала зеркальце и принялась поправлять размазанный поцелуями Альберта макияж. Кто бы ни просматривал потом записи – у него не возникнет сомнений, чем пустоголовая красотка занималась несколько минут назад.

На коммуникатор пришло входящее сообщение от любвеобильного советника: «Повторим завтра?».

Свитари капризно скривила губки, сделала селфи и отослала фото с припиской: «Чтобы ты опять бросил меня ради срочных дел?».

Ответ пришёл быстро. Фото яхты советника и слова: «Я решу все дела. Покатаемся. С меня бутылка идиллийского».

Снова фото, но на этот раз вид сверху на улыбку и декольте: «Ты прощён. Жду звонка».

Довольная Свитари небрежно кинула коммуникатор в сумочку и направилась в клуб, предвкушая скорое веселье.

Планета Новый Плимут. Промышленный район столицы

Неприметный среди десятков собратьев фургон службы доставки одного из сетевых магазинов притормозил у пакгауза. Автоматические ворота поднялись, пропуская автомобиль, и вновь опустились. Из кабины легко выпрыгнул светловолосый детина атлетического телосложения. Бугры мышц перекатывались под форменным комбинезоном, выдавая недюжинную силу.

Оглядевшись, детина распахнул боковую дверь фургона и церемонно протянул руку, помогая выйти Эйнджеле.

– Иви, подготовь пока всё для беседы, – здоровяк ткнул лапищей, больше похожей на гибрид манипулятора лесовоза с экскаваторным ковшом, в глубину пакгауза.

Настоящие имена Лорэй он перестал использовать с той самой минуты, как они получили новые документы. И себя разрешал называть только Гуннаром.

Здоровяк между тем по пояс скрылся в фургоне.

– О, а вот и наша Спящая Красавица проснулась! – пробасил он, вытаскивая на свет связанного Шпее.

Альберт задёргался, словно выброшенная на берег рыбина, протестующе мыча сквозь слои липкой ленты, служившие кляпом.

– Иви, ты иди, иди. – Гуннар оглядел трепыхающегося чиновника взглядом медведя, выловившего лосося. – Я сейчас. Только с господином Шпее поговорю о нормах поведения на нашем рауте.

– Не перестарайся, – попросила эмпат и зашагала вглубь пакгауза.

Гуннар подождал, пока она отойдёт подальше, и молча ткнул дёргающегося чиновника согнутым указательным пальцем в солнечное сплетение. Шпее подавился мычанием и отчаянно зафыркал, таращась в пол выпученными глазами.

– Ещё звук – будет больнее, – предупредил Гуннар.

Советник кивнул, глядя на него с мольбой и ужасом во взгляде. Гуннар перехватил его за пояс брюк и легко понёс к служебным помещениям, насвистывая бравурную мелодию. Несмотря на то, что здоровяк разменял пятый десяток, вес политика не представлял для него серьёзной нагрузки.

В небольшой, четыре на четыре метра, комнате Эйнджела уже прилаживала наручники к массивному металлическому стулу, привинченному ножками к бетонному полу. При виде этой картины Шпее снова задёргался, заслужив укоризненный взгляд Гуннара.

– Не надо трепыхаться, – наставительно сказал здоровяк, пристёгивая Альберта за руки и ноги.

Убедившись, что конечности чиновника надёжно зафиксированы, Гуннар отступил в сторону, и к креслу шагнула Эйнджела. В пальцах с выкрашенными в чёрный цвет ногтями тускло поблёскивал нейроошейник.

Эмпат ощутила ужас пленника. Узнал. Не её, ошейник. Ещё бы, ведь это главное украшение «персонала» Иллюзии.

– Тебе не нужно объяснять, что будет, если я коснусь сенсора? – застёгивая пыточный инструмент на шее советника, мягко спросила Эйнджела.

Странное сочетание злорадства, брезгливости и стыда не давало как следует насладиться местью. Этому умению стоило поучиться у Ри. Сестра вообще делала пугающие успехи в сфере причинения боли другим. Эйнджеле происходящее нравилось много меньше, главным образом из-за эмпатии. Боль – приемлемая плата за возможность оценить состояние собеседника и поймать его на лжи.

Увы, советник Шпее не лгал. Он просто не владел нужной информацией. Поначалу пытался отпираться и делать удивлённое лицо в ответ на вопрос о станции запретных удовольствий, но слабого разряда нейроошейника и короткого экскурса в прошлое от Эйнджелы хватило, чтобы он заговорил.

Станцию Альберт посещал давно и регулярно, но лишь в качестве спутника старого друга с ещё более своеобразными вкусами. Поездки всегда организовывал тот приятель, и ни координат станции, ни ведущих к ним Врат Шпее не знал. Тот человек, с которым он ездил в заведение, уже около полугода находился в длительной командировке где-то на Акадии, а потому сенатор от безысходности начал искать развлечения самостоятельно. Трупы жертв прятал без затей – топил в море после развлечений на яхте.

– Бесполезный кусок дерьма, – раздосадовано подвела итог Эйнджела.

Гуннар кивнул, глядя не на неё, а на захлебывающегося в слюнях и соплях чиновника. Взгляд у здоровяка при этом был такой, что впору в триллерах показывать, – перепуганные зрители гарантированы. Но голос Гуннара оставался спокойным.

– Печально, – пробормотал он, усаживаясь на край жалобно скрипнувшего офисного стола.

– Не убивайте, – прохныкал Шпее. – Я правда ничего не знаю…

– И в мыслях нет тебя убивать, – утешил его Гуннар. – Иви, больше не задерживаю. А я ещё с господином Шпее посижу. Господин Шпее ведь не против?

Советник переводил затравленный взгляд с верзилы на девушку-фрика, что буднично расспрашивала его об Иллюзии, и, очевидно, никак не мог решить, какая компания ему нравится меньше.

– Только не обижай его, а то Хелли огорчится, – хмыкнула эмпат, злорадно ощутив накатившее на советника облегчение.

Гуннар улыбнулся и понятливо кивнул. В отличие от Шпее, он знал, что во время встречи с «Хелен» чиновник начнёт неистово скучать по этому допросу.

Глава 2

Система Колумбия. Планетоид Боливар, город Боливар-1

Восход Колумбии всегда собирал много зрителей. Оранжевый шар звезды, медленно поднимавшийся над горизонтом, превращал серый купол города в драгоценный камень, когда в лучах света начинали сиять бесчисленные иллюминаторы, панели солнечных батарей и разметки посадочных площадок.

Зрелище было, пожалуй, главной достопримечательностью планетоида, взглянуть на которое считал своим долгом каждый из обитателей города. Люди бросали дела, надевали скафандры и покидали город ради поразительного зрелища. Потому на время восхода безжизненная пустошь оживала, наполняясь восторженными горожанами, наблюдающими величественную картину пробуждения дня.