Игорь Сотников - Журналист в кармане. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика – 4

– Не будем. – Согласился Михаил и к удивлению Клавы, из глубины его внутреннего кармана пиджака появилось горлышко бутылки, которая каким-то чудом была перемещена из пакета в это закрытое от посторонних глаз внутреннее пространство костюма Михаила, к которому Михаил мигом приблизил свою опустевшую чашку. Затем она в момент наполняется, отставляется на стол и приходит черёд чашки Клавы, с которой происходит точно такая же манипуляция, после чего всё возвращается на круги своя – чашка на блюдце, а бутылка прячется в свои затаённости.

И как только всё было готово для того чтобы просветить себя насчёт содержимого принесённой Михаилом бутылки, Михаил берёт свою чашку, поднимает её перед собой, смотрит на Клаву, не торопящегося его поддержать, и словесно напутствует его на это весьма важное дело. – Нам скоро понадобятся все наши силы. Так что взбодрить себя чуть-чуть, точно не помешает. – Что для Клавы звучит вполне убедительно, и он берёт свою чашку, после чего они, знаково переглянувшись, в глоток выпивают содержимое чашек. После чего чашки возвращаются на свои столовые места, на блюдца, и по их лицам сразу становится видно, какие они всё-таки разные люди, раз в такой разной степени на них подействовал выпитый напиток, одного для обоих внутреннего содержания.

И если Михаил выражал собой незыблемую твердь, которую не перекосишь любого рода и крепости напитком и связанных с ним внутренних катаклизмов, то Клаву аж всего передёрнуло и перекосило в лице, так неустойчив был он и не крепок сердцем. Впрочем, выпитое всё же пошло для него на пользу – от его бледности не осталось и следа, а сам он почувствовал в себе душевный подъём и готовность порвать глотки всем этим стервам, Сиренам. Вот для чего он поинтересовался у Михаила их именами. – А у этих Сирен имена хоть есть, или они так и зовутся Сиренами? – несколько развязно проговорил свой вопрос Клава.

Михаил обзорно посмотрел на Клаву и, подтвердив его предположение: «Есть», уточняюще добавил. – У себя на родине они зовутся Аглаофа и Пейсиноя. Здесь же, я не знаю под какими они именами значатся. – А вот сейчас пришло время Михаилу удивляться. Клава, посмотрев в свою пустую чашку, вдруг заявил. – А я знаю.

– И как же? – не смог удержаться от вопроса Михаил, хоть и видел, что в Клаве так развязало его язык. Клава решительно открыл рот, чтобы значит, назвать эти, каждому меломану известные имена, но что-то у него опять там внутри не заладилось, и Клава только раскашлялся, да так, как будто чем-то (ничем-то, а именем) поперхнулся.

– Не выговаривается? – спросил Михаил.

– Угу. – Только и промолвил Клава.

– Ладно, всему своё время, – сказал Михаил, – а сейчас время для того, чтобы не показывать виду, что мы сбились с пути. Так что у тебя там, дома? – вдруг спросил Михаил. Чем, своим резким переходом от одного к другому, настолько удивил Клаву, что он в полной растерянности сморозил явную глупость. – Кошка Маруся и супруга Клава. – Что слышать не просто удивительно, а до смеха затруднительно. Но Михаил сумел сдержать себя от этого эмоционального наплыва на глаза, чего не скажешь о его животе, принявшегося выкручиваться от смеха, и с самым, насколько мог серьёзным видом, спросил Клаву. – Между ними что, возникли не разрешимого характера трения или другого рода проблемы?

Здесь Клава приходит в себя, правда не до конца – он всё же в голове перекрутил этот, бывает и случающийся сложный вариант взаимоотношений между хозяйкой и её любимицей, кошкой Марусей, вдруг решившей, что её ставят в полную зависимость от хозяйских вкусовых предпочтений, кормя самой дешёвой пищей, и главное, дискредитируют по половому признаку, а иначе почему, её на улицу не выпускают, и ведут шепотом разговоры за её вытянувшейся спинкой. А всякая кошка, тем более домашняя, своим животным инстинктом и нюхом, когда сильно пахнет, чувствует приближение опасности. А самая большая опасность для домашней кошки, как по себе испытала кошка Маруся, исходит от ног подручного хозяйки, который вечно перед её мордочкой путается, хоть и по неотложным делам, и того страшного человека, в белом халате, к которому её возили, чтобы значит, она страха там натерпелась. А так как подручный хозяйки всегда на виду и вроде бы такого щемящего внутренности чувства при его появлении не наблюдается, да и к тому же он один из тех, с кем ведутся шепотом разговоры за её спиной, то тут остаётся один вариант – её ждёт встреча с этим страшным человеком в белом халате.

Но природного характера проблемы кошки Маруси, сейчас так не достают Клаву, и он, отстранившись от них, переводит свой памятливый взгляд на свою супругу Клаву, с укоризненным видом смотрящую на него и выдвигающую к нему свои претензии. – Ты, Клавдий, до сих пор ли любящий и всё для меня, как обещал на алтаре бракосочетания, сделающий супруг? Или ты уже погряз в быте семейной жизни и ни на что не способен, кроме как обещаний и кормёжки меня завтраками? – сердечно и как-то уж совсем заинтересованно интересуется у Клавы его Клава.

– Это к чему все эти разговоры? – Клава отвечает так, как будто всё на самом деле так, как предположила его, любящая его, как в первые дни брака супруга – он стал неблагодарной скотиной, которую и так всё устраивает.

– А к тому, Клавдий Антонович, – официальным тоном заявляет добросердечная пока её не доведут до своего бессердечия вот такими ответами Клава, – что ты когда-то, – когда всем этим не обладал и ещё к чему-то и к этому стремился, – Клава руками указующе провела по себе те области себя, к обладанию которыми когда-то стремился Клавдий, как выясняется, Антонович, – стойко обещал и меня заверял, что во всём меня будешь поддерживать, на что бы я не решилась. Так, было такое? – впившись взглядом в Клаву, вопросила Клава.

– Ну, было такое. – Явно нехотя соглашается Клава, уже поджилками про себя чувствуя, что Клава явно задумала что-то такое уму его непостижимое, на которое он никогда согласие не даст, – вот почему от него заранее потребовали подтвердить все свои обещания и косвенно дали понять, что доступ к самому приятному в супруге, будет ограничен, если он пойдёт на попятную. И Клава быстро в голове промотал всё то дурное, что могло в голову его жене прийти, – это Клаву её Веган на что-то до дикости новое надоумил или тот физически культурный человек подбил, а может быть и так, что они объединили свои усилия и решили меня полностью обратить в свою веру, человека без недостатков и ни капельки лишнего жира даже в мыслях, – и пришёл к выводу, что всё это так.

И в уверенности в этом придаёт то, что супруга Клава и все эти полулюди не могут ограничиться полумерами, на которые согласился он, ограничив своё употребление молочных продуктов и жирной пищи (он только дома и только тогда, когда Клава была дома, придерживался этой диеты, а по ихнему, образа жизни) не в полную силу, а уж говорить о том, чтобы он посещал все эти тренировки, и речи быть не могло, он всегда в это время занят. Вот они и настояли на том, чтобы Клава взялась, как следует, за своего отбивающегося от здорового образа жизни мужа.