Серафима Дашкевич - Исполнители кармы. Книга судьбы

Через неприступные ряды массивных шкафов, до отказа забитых увесистыми книгами, просачивались хрупкие силуэты стеклянных стеллажей, выглядевших беспомощно на фоне массивной мебели, служившей владельцем этого зала верой и правдой уже много тысяч лет. Прозрачные полки из стекла, казалось, вот-вот хрустнут под тяжестью массивных дубовых сундуков. Заботливо подписанные аккуратным почерком с завитками, они будто свысока смотрели на стоящие по соседству современные контейнеры, промаркированные печатью с изображением круглого значка, напоминающего колесо от телеги.

И одной жизни не хватило бы, чтобы внимательно разглядеть хранившиеся здесь книги, каждая из которых была неповторима по своей природе. Все они – разной толщины, цвета, материала и, по всей видимости, ценности – излучали определённую энергетику, внося свою частичку в общую атмосферу зала. Сделанные вручную, они словно красовались друг перед другом, соревнуясь в красоте и оригинальности, одним только видом выказывая благодарность мастерам, породившим это великолепие. Совсем простые тканевые книги с мягкими обложками, на которых местами виднелись дыры и потёртости, стояли по соседству с увесистыми альбомами. В нескончаемых рядах встречались толстые переплёты с золотым обрамлением, массивные деревянные обложки с тонкой резьбой, напоминавшей рисунки на стенах, кованые узоры на корешках. Попадались экспонаты, изготовленные из материала, похожего на землю или крупный песок, отчего, казалось, готовые рассыпаться от малейшего прикосновения, а некоторые угрожающе переливались изгибами извергающейся лавы или утопали в обжигающих потоках расплавленного металла, грозя оставить внушительный ожог на руке. Вне зависимости от ценности материалов, применяемых для их изготовления, даже самая малейшая деталь поражала своей изящностью и красотой, а каждый листок источал любовь их создателя к своему труду.

В центре книжного города располагался круглый стол на низкой ножке, подчёркивая своей формой богатый рисунок на полу и образованную вокруг внушительных размеров площадь, свободную от шкафов. Рядом располагались открытые ящики, наполовину заполненные бумагами, а столешница ломилась от царившего на ней хаоса. Книги и сундуки валялись по соседству с разного рода канцелярией и предметами быта. Грязная чашка с остатками свежего чая, осторожно обложенная перьями и баночками с чернилами, стояла рядом с небольшим блюдцем, на краях которого виднелся засохший крем, а небольшая лампа в центре стола освещала желтоватым светом всю поверхность и наполняла теплом единственный островок жизни в безмолвном городе.

Тишину нарушил скрип массивной двери, которая вылезла вдруг из, казалось бы, идеально ровной стены, после чего зал наполнился гулом, доносившимся из соседнего помещения.

Послышались шаркающие шаги. Обладатель пухленькой волосатой руки положил на стол деревянную книгу с блестящими буквами в центре, суетливо отрыл в куче бардака небольшую печать и, замарав густую бороду, поставил синюю отметину на задней части переплёта. Тёмная краска быстро проникла сквозь сухие волокна и оставила круглое пятно с расплывшимися краями. Немного потянув время, нежданный гость потянулся за причудливым прибором, похожим на колбу со шприцем внутри. Наблюдая за тем, как в верхней части обложки разрастается круглое отверстие, он вставил наконечник внутрь и, старательно кряхтя, потянул на себя маленький стержень, после чего сосуд начал наполняться прозрачной жидкостью. Через мгновения, когда уровень вещества в колбе достиг отметки максимума, еле заметное дыхание книги, выраженное в лёгких вибрациях на корешке, медленно затихло, и зеркальная надпись в центре, только что играющая яркими всплесками, вдруг стала серой и безжизненной.

Обладатель седой бороды осторожно запечатал капсулу и открыл ничем не примечательный сундук, разделённый внутри на маленькие сектора. В один из них он поместил промаркированную колбу с жидкостью, сжав губы от напряжения, которое сразу же улетучилось, как только крышка ящика с гулким звуком опустилась вниз. Лёгкая, непринуждённая улыбка украсила лицо мелкими морщинами, и старик, наконец позволив себе расслабиться, судорожно принялся чесать ногу, оттягивая красные носки с жёлтыми вставками. Подпрыгивая на ходу, он поправил штанину, одёрнул вельветовый пиджак и направился в сторону выхода, издавая приглушённый свист, весёлым эхом отражающийся от стен. Подобрав выпирающий живот и руками прижав к нему бороду, которая всё время волочилась по полу, собирая на себя мелкий мусор, старик осторожно пролез в щель и с радостью огляделся вокруг.

После мрачного города мёртвых книг общий зал, где он, собственно, и оказался, радовал глаз и уши своим оживлением и простором. Огромное помещение вовсе не уступало по размерам предыдущему и вмещало в себя бесчисленное количество народа. Солнечный свет здесь по-прежнему отсутствовал, а под потолком всё так же висела светящаяся сфера, наблюдая за которой в течение дня, можно было увидеть, как она перемещается вдоль купола с восточной стороны на запад, становясь более яркой при приближении к центру и, напротив, тускнея, наливаясь красноватым оттенком, ближе к концу заданной траектории. Ночью же шар возвращался обратно по тому же пути, освещая при этом всё вокруг голубым сиянием.

В том месте, где на стенах предположительно должны были быть окна, виднелись гигантские круглые камины, врезанные в металлические листы. Они разделяли участь факелов в хранилище книг и уже несколько тысяч лет не использовались по назначению. Но, надо отдать им должное, придавали особенный шарм, удивляя своими внушительными размерами. Глядя на них, сложно было представить, каким образом они обслуживались раньше.

Масштабы зала поражали! Весёлая песенка из уст старика, только что так беспардонно ворвавшаяся в тишину книжного зала, тонула в общем гуле, совершенно не нарушая атмосферы пространства. Шумный народ бегал во всех направлениях. Кто-то спешил по важным делам, поглядывая на увесистые часы, свисающие с потолка на толстой цепи; некоторые тащили с собой стопки с книгами, высота которых порой в несколько раз превышала их собственный рост. Большая часть народа сидела за небольшими столами, которые формировали собой условные зоны, разделяя пространство длинными рядами. Все они соединялись общей паутиной конвейеров, которые, словно железнодорожные пути, связывали «станции» и, собравшись в итоге в одну широкую дорогу, проходили сквозь нишу в стене, соединяя общий зал с соседним помещением. Без перерыва открывающиеся массивные двери в разных концах, коих здесь было немерено, захлопывались с тяжёлым скрежетом и, присоединяясь к жужжанию конвейеров, создавали лёгкую вибрацию в воздухе, дополняя бесконечный хоровод звуков.