Валентина Иванова - Метеоролог

В самых лучших традициях Голливуда журналистка должна быть красивой,

Не обязательно чересчур мудрой, но привлекательной, с белоснежной улыбкой,

В меру покладистой и в меру взбалмошной, даже немного спесивой

И, конечно, с голосом звонким, подобно смеху мажорной скрипки.

Ах да! Про ноги забыли. А ноги должны быть именно от ушей.

Но где там этот Голливуд, году эдак в две тысячи пятидесятом,

Кто его сейчас помнит, и какие там были законы и правила.

Да и красота в журналистике дело не самое главное, а предубеждение, с потолка взятое.

А моей героине почти пятьдесят и толпу молодых конкуренток позади себя оставила.

Недаром же была она, хоть и дальним, но всё же потомком рода Левшей.

Утро в квартире Василисы началось так же, как и в миллионах других квартир:

Солнце, птицы поют, легкие облака и воздух – стерильно фильтрованный,

Всё, строго по расписанию – подъем, душ, завтрак из тюбика и, конечно, сортир.

Остановилась перед шкафом с одеждой, с видом задумчивым, слегка взволнованно.

Юбка-карандаш – стильно, но очень уж неудобно, и непрактично,

Платье – слегка легкомысленно, а выглядеть нужно солидно.

Сняла с вешалки костюм белый льняной – такой любимый и такой привычный.

На шею шарфик нежно-зелёный – аксессуар вполне себе безобидный.

На ноги – мокасины бежевые, возможно, что ходить придется долго и много.

Диктофон в сумку и кучу разных полезных и не очень, мелочей.

Подмигнув своему отражению, Василиса отправилась в дорогу,

Закрыв за собой дверь и болтая на пальце связкой ключей.

У подъезда стояло такси – нечто среднее между банкой и вертолетом.

Василиса села, голосом подала команду: «Пожалуйста, в Поднебесье».

Машина двинулась – нужно сказать, что не было ни водителя, ни пилота.

А из динамиков лилась тихая, спокойная, словно мантры – песня.

Окон в автомобиле не было – их заменили большие экраны,

На которых мелькали улицы – ровные, геометрически четкие, размеренные.

Люди, похожие друг на друга – выражения лиц аморфные – состояние вечной нирваны.

Их не беспокоит будущее, они в нём на двести процентов уверены.

А Василиса, как ни странно, помнила и другую жизнь – настоящую.

Шум и пыль огромного города, смех детей и живое общение.

Колбаски на гриле – такие поджаренные и невероятно вкусно шипяшие,

И много-много разных эмоций – радости маленьких побед и горечь поражения.

Но это было давно, в жизни другой, и казалось сегодня неправдою.

Мир стремительно изменился и, как оказалось, далеко не в лучшую сторону.

Стерильность сердца, души, разума стали для любви и других чувств преградою.

А мужчин и женщин контролируют так, чтобы было их строго поровну.

Василиса помнила всё, её память, к счастью, не стёрли, не уничтожили.

И детей увезти сумела вовремя подальше от псевдоблаг цивилизации.

Немногие поняли, когда под видом прививок, вшивали чипы подкожные,

И на улицы из белых кабинетов выходили уже совсем другие люди – в полной прострации.

Василиса вынырнула из памяти, услышав голос женский, металлический:

– Добро пожаловать в Поднебесье – район повышенной комфортности!

Уж насколько комфортно здесь – вопрос третий, так сказать, риторический.

Здесь абсолютно другая жизнь, другая еда, другой календарь и другие новости.

Из автомобиля вышла, костюм белый поправила и застыла, как изваяние —

Нужно собраться с мыслями, а волнение так и захлестывает.

Прямо перед ней – из стекла и стали, уходящее в небо здание

И крыши его не видно – она, наверное, где-то там, между холодными звёздами.

Нащупала в сумке диктофон. Вдох-выдох. И про себя, мысленно «с богом».

Шаг первый – с трудом, второй – уже легче, а дальше, совсем уже просто.

По ступенькам, к дверям, сканер ладони, через пустой холл, ровной походкой.

Направо – лифт, который взлетел вместе с ней под самую крышу – к звездам.

Замер лифт, бесшумно открылись двери, впуская Василису в просторный холл,

Женщина стояла и глазам не верила – прямо здесь, в здании, у неё под ногами плескалось море.

Над волнами парил в небе-потолке красивый, огромный орёл.

И тут только до Василисы дошло, что это голографические шторы.

– Не стесняйтесь, проходите, наше море сегодня не мокрое, —

Голос приятный, живой звучал откуда-то из-за горизонта.

Струи воды поднялись, обвивая ноги женщины, словно мягкими, шелковыми волокнами,

От прикосновения которых, на одежде осталась блестящая пыль-позолота.

Вода поднималась, ползла по телу прохладная, но ласковая, нежная,

Достигла лица, пробежала по волосам и двинулась в путь обратный.

А перед глазами растерянной, немолодой журналистки-женщины,

Уже стоит мужчина, лет шестидесяти, с голубыми глазами, наружности очень приятной.

– Добро пожаловать в мою метеообитель, проходите, располагайтесь,

Руками ничего не трогать и пожалуйста, оставьте все ваши приборы,

Я сам включу, если нужно, диктофон и начнется запись,

Здесь есть всё необходимое для долгого содержательного разговора.

За спиной мужчины была просторная, светлая, но спартанская комната,

Огромный экран во всю стену с тысячами разноцветных лампочек,

Карта мира – глобус три Д, только на экране-стене развернутый,

Но что более всего удивило – обилие в комнате самых разных бабочек.

– Ну здравствуйте, таинственный Человек-Бог, Метеоролог…

Как же сложно, казалось – нереально, встречи с вами добиться.

Мой пусть к Вам был очень непрост и утомительно долог,

Пришлось и карабкаться, как альпинист и взлетать, порой, словно птица.

Десятки инстанций, около полусотни различных тестов,

Анализы всякие и куча подписок о неразглашении.

Я сейчас чиста и более невинна, чем любая невеста.

И только вчера утром получила от последней комиссии положительное решение.

Метеоролог разглядывал женщину пронзительно-голубым взглядом.

Казалось, он улыбается, но только одними глазами:

– Безопасность – тонкая вещь, и, безусловно, соблюдать её надо.

Признаюсь, я читал ваши статьи. Понравилось. И я рад встрече с Вами.

Бабочка маячила перед носом Василисы, отвлекая от разговора.

«Очередной мираж» – подумала она и рукой отмахнулась…

– Стойте! Она же живая! – воскликнул, смеясь, Метеоролог

И десятки лампочек на экране защищали, замигали, словно от крика проснулись.

– Что-то случилось? Я виновата? – испуганно спросила Василиса, —

Что за паника сейчас случилась на Вашем экране?

– О, нет! То, что происходит, совсем не от Вас, а от меня зависит.

Вернее, от действий моих, мыслей моих и даже от того, с какой ноги я утром встану.