Андрей Звонков - Работа над ошибками

– Можно из пакетиков заварить или таблеточку концентрата, – согласился он на дешевый эконом-вариант чая. – Я уже с дороги позвонил следователю и выяснил, – он удрученно покачал головой. – Все осложнилось. Поступило новое заявление в прокуратуру.

– От кого? – удивилась Светлана. – Что еще нужно им?

Хазин выхлебнул полную рюмку коньяка, отдышался.

– Хороший! Кудряво живете, – он посмотрел на меня, – друга поддержать приехали?

Я кивнул.

– Вся эта суета родни вокруг ракового больного, привела к тому, что они отказались от госпитализации в платный хоспис. По закону долечивание по уходу осуществляется частично за счет соцобеспечения, а в основном за счет собственности больного, переходящей хоспису. Вы слышали об этом законе? Приняли года три назад, в первом чтении. Уже активно работает. И хосписы растут как грибы. Это очень выгодное дело. Больной со своим имуществом берется под опеку и доживает в идеальных условиях без мучений и боли. Так вот, они, администрация хосписа, подали в прокуратуру заявление, что врач Свиридов своим объяснением нанес им ущерб на семь миллионов рублей, в которые оценивалась доля собственника – ракового больной в квартире, где он проживал с семьей. А семь миллионов это приравнено к хищению в особо крупном размере. Хоспис намерен стребовать с вас этот убыток или не полученный доход, если правильно формулировать.

На площадку вывалились из лифта трое рабочих и без лишних слов взялись обратно устанавливать дверь.

Света всплеснула руками.

– А Юра тут при чем? Почему все шишки ему?

– При том, что хозяева хосписа решили, что если бы не Юра, родня отдала бы им этого ракушника доживать свои пару месяцев, вместе с миллионами без сомнений.

– Откуда они узнали? – спросил я, – ведь это не обязаловка. Родня имеет право оставить больного дома и обеспечить ему уход за свой счет.

Хазин кивнул и налил себе еще полную рюмку коньяка.

– Имеет. Формально. Но районный онколог в ожидании премии отката от хосписа уже перевел наркотический лист туда. И когда родственники пришли в поликлинику за обезболивающими, им показали большую фигу. Мол, ваши наркотики уже в хосписе. Идите к ним. Там говорят – ничего не дадим, мы отвечаем за каждый блин пластыря и каждую ампулу, привозите сюда больного и оформляйте его собственность на нас. Родня скандалит, грозит судом и поликлинике с онкологом, которому премия обломилась, весьма некислая, и хоспису, который зажилил наркотики. В результате все скрипят зубами, но наркоту отдали, а злобу затаили. А когда родня начала судиться между собой, привлекая поликлинику в свидетели, узнали, что во всем виноват болтливый врач скорой Свиридов – сразу вчинили ему иск. Ну, поликлиника то ничего не может. Ей-то никакой корысти, онколог молчит в тряпочку – доход его неполученный явно левый, а вот хоспис пышет праведным гневом упущенной выгоды и жаждет крови виновного.

Светлана заревела, а я обнял ее и спросил:

– Почему так странно арестовали? СОБР! Дверь вынесли! Моглми бы просто вызвать и там арестовать. Он же не бандит и не террорист.

Хазин опрокинул вторую рюмку, вытер слезы.

– По инструкции. Они так тренируются. Отрабатывают задержание, – он нашел уцелевшее блюдце с дольками лимона, посыпанными сахарным песком, кинул в рот и зажевал коньяк. – Это не шутка. Это правда. Им нужны палки по проведенным операциям. За это «выездные» капают, как и вам. Нет выезда, нет надбавки. А террориста они так берут с оружием или врача «скорой» – их начальству без разницы. «Деньги не пахнут». – процитировал какого-то римского сенатора, предложившего брать налоги с выгребных ям.

Он помолчал, подождал, пока Света успокоится.

– Послушайте. Все будет хорошо. Через три дня суд. Ничего ему не грозит. От претензий хосписа я отобьюсь. Все это пена. Вы только не суетитесь. Работайте. Деньги еще понадобятся. – Сообщил он.

Вот если б он сказал, что денег больше не надо, я бы удивился!

Хазин поднялся и пошел на выход. Оглянулся на меня и чуть кивнул, «выйдем»!

Я направился следом.

– Разве суд не через пять дней? – мне показалось, что Хазин перепутал дату суда.

У лифта он проговорил негромко.

– Я узнал кое-что. Кто-то там, – он поднял глаза к потолку, – хочет показательный процесс над врачом, который нарушил инструкцию. Сдвинули даты. Телевизионщики уже анонсируют про суд в новостях. Этот кто-то очень хочет по максимуму добиться наказания. На судью давят, на следователя тоже. Взяток давать некому и ни в коем случае нельзя. Они только и ждут, чтобы был еще повод усугубить. Все под контролем СМИ. Я ничего не могу гарантировать. Не сердитесь на меня. Если отделаемся условным сроком – это будет счастье. Могут Юру отправить на поселение года на три. Светлане этого пока говорить не надо. Я перед процессом сам ей все объясню, а пока разузнаю в деталях, что еще можно сделать. Есть ли условия для сделки с обвинением? Пока не вижу. Да, если ему предложат кого-то заложить – надо сделать, скостят много.

Я ничего не ответил. Что тут скажешь? Попал Юрка в жернова, молись… в любом смысле.

Рабочие закончили восстанавливать дверь в проеме, подошли со сметой к хозяйке, но я перехватил бригадира. У Свиридовых с деньгами сейчас не густо. Юрка за месяц приносит пятую часть от обычной своей зарплаты, как прозвучало в старой комедии «Им и поплакать не на что », а Светкины деньги уходят на еду, квартплату и издержки адвоката, как сегодня.

Я достал свою карту и оплатил работу. Трудяги собрали инструменты и ушли.

Мы посидели с Юркиной женой в тишине, молчали. Я не умею утешать, а после шепота Хазина у лифта, найти ободряющие слова стало совсем трудно.

Я обулся и направился к выходу.

– Потерпи три дня. Он вернется. Это все какой-то абсурдный сон. Он обязательно кончится. Все наладится. Мы опять будет работать как раньше, – ободряющие слова у меня кончились. – Хлопни коньяка и ложись спать.

Я вспомнил по гречку. Рассыпанную крупу я убрал, а новую не сварил. Светлана обернулась к столу. Бутылки на половину пустой на нем не было. Хазин унес или рабочие? Я склонялся в сторону адвоката. Очень уж рьяно он потреблял его.

Мы поняли, что нас еще и обокрали. Но почему-то от этого факта дружно рассмеялись. Я вспомнил старинную мудрость, которую любил повторять отец Свиридова: «Плох тот врач, что сам покупает коньяк». Можно дополнить: плох тот адвокат, что не выпьет за счет клиента!

Я чмокнул Свету в щеку, прощаясь, и вышел вон. Дверь закрылась, мягко щелкнув замком. Рабочие хорошо знали свое дело. Будто и не выбивал СОБР притвор вместе с косяком.

К дому я направился пешком. По пути игнорировал машины каршеринга, подмигивающие фарами, мне таксибота вызывать ради трех кварталов?