Михаил Кривич - Черная тарелка

Дома я прочитал творение венеролога и испытал легкий ужас. «Экология России является российской политической партией, которая является проводником перемен политики отношения населения страны, являющейся самой большой в мире по площади занимающих ее лесных массивов различных пород деревьев, к нарушению экологии природы планеты…» И так далее. Эту белиберду, способную вызвать если не венерическое, то уж наверняка психическое заболевание у честных слушателей-офицеров, предстояло перевести на русский язык. Но это еще полбеды. Беда же заключалась в том, что извлечь из текста хоть какую-то мысль было просто невозможно, ее, вы мне поверьте, там просто не было.

А моей первой мыслью было позвонить председателю ЭРОСа (ударение на России!) и сказать, что никакой речи у него нет и не будет, а уж если необходимо на полчаса чем-то занять несчастных избирателей, пусть лучше предложит им купить кипу пик. И после этого наотрез отказаться от почетного поручения и от работы вообще. Но мой немалый житейский опыт подсказывал: первую мысль, как и первое впечатление, формируют эмоции, которые являются… простите, кажется, подхватил от венеролога… Короче, я подождал прихода второй мысли. Она оказалась гораздо практичней первой: мои финансовые дела не столь блестящи, чтобы отказываться от обещанного мне в избирательном штабе четырехзначного месячного вознаграждения, да еще в твердой-претвердой валюте.

Я обложился комплектом «Природы» за восьмидесятый год, открыл свой дряхлый ноутбук и к утру на-тюкал на нем речугу, которая сделала бы честь самому блестящему оратору древности и современности.

Председатель Последнев медленно, шевеля губами, как малограмотный, прочитал мой шедевр и вызвал из соседней комнаты джинсового молодца.

– Вот как надо писать. – И, кивнув в мою сторону, добавил: – Спичрайтером будет он. А венеролога гони в шею.

Мне стало немного жалко венеролога, но своя рубашка ближе к телу: я выдержал испытание и стал спичрайтером.

Мой новый хозяин взял меня с собой в академию, где все прошло более или менее гладко. Согнанные в актовый зал слушатели внимательно выслушали Последнева, хотя тот и запинался, шепелявил, с трудом выговаривал сложные слова вроде природопользования и вообще бубнил себе под нос, а не на тот берег реки. В общем, с артистом еще работать и работать. После речи пошли вопросы. Экология офицеров почему-то интересовала мало, спрашивали они больше про квартиры и размер содержания. Я, войдя в роль даже не спичрайтера, а уже советника, подмигивал Геннадию из зала: мол, обещай – все сделаем. И он обещал. Так что проводили нас вежливыми аплодисментами.

Дальше все пошло как по маслу. Я приносил из штаба какие-то справки, иногда малоразборчивые каракули председателя, иногда собственные записи с его слов. И превращал весь этот сор в речи и газетные статьи. Я вошел во вкус политической деятельности и стал позволять себе некоторые вольности. Придумал, например, экологию семьи, экологию культуры и вообще экологию духа и стал почем зря вставлять пассажи про эти экологии куда ни попадя. Никодимыч мой скреб потылицу, ворчал «эк загнул, мне не выговорить», но я напоминал ему о блестящем будущем партии и его роли в экологическом движении, приплетал благоприятнейшие электоральные ожидания, и он размякал, благодушествовал, верил уже, что экологию духа придумал не я, писака, а он сам, крупный политический деятель Новой России, лидер движения, которому уготована особая миссия в стране и мире. Мы с Геннадием давно уже были на «ты».

На почти безоблачном небе моей политико-эротической деятельности оставались две крохотные тучки.

Прошло два месяца, как я делал в ЭРОСе свою блестящую карьеру, но мне пока не заплатили ни копейки. Партийная бухгалтерша всякий раз ссылалась на пустую кассу и просила позвонить ей через пару дней. Но я знал, что актер исправно получает свои почасовые гонорары за налима на мели, да и Геннадию раз в месяц приносят из бухгалтерии пухленькие конверты. Народный артист Толя Горский, с которым я тоже успел близко сойтись, посоветовал мне взять ЭРОС (ударение на России!) за некоторое место, ну, скажем, за кадык: коль не расплатитесь – больше ни строчки. Я внял его совету, после чего меня пригласили в кассу и извлекли из – я успел заметить – плотно набитого денежными пачками сейфа несколько зеленых бумажек. Это вам, уважаемый, типа аванса. Остальное потом. Нет-нет, что вы, нигде расписываться не надо.

Второй тучкой было полное Клавино безразличие к моей политической карьере.

Как и прежде, она приходила ко мне три раза в неделю прямо с работы и оставалась до утра. Начав свой трудовой путь пятнадцатилетней подсобницей в овощном магазине, моя Клава каким-то образом сумела сохранить торговые традиции совка и каждый раз приволакивала добрый пуд всевозможной снеди, хотя и расплачивалась за все до копейки в супермаркете, где заведовала секцией. Она любовно раскладывала свою добычу на кухонном столе, сортировала, распихивала по полкам холодильника, а потом принималась стряпать, румяная, пышная, соблазнительная. Я просто умирал – так не терпелось затащить подругу в койку, но она ни разу не позволила сделать это до завершения кулинарного таинства. Что свято, то свято. Можно было не есть приготовленное и не евши отправляться в постель, что мы часто с Клавой и делали, но расстегивать на ней пуговки и молнии мне дозволялось только тогда, когда ужин был полностью приготовлен. После первого бурного соития, а оно у нас всегда было бурным, мы, едва прикрыв наготу, садились за стол и ужинали, а за ужином делились своими трудовыми свершениями. Клава рассказывала о последних событиях в супермаркете и расспрашивала о моей редакционной жизни, хмурилась, когда я упоминал бабешек-сослуживиц – секретарш и корректорш, но с интересом читала мои последние публикации, делая при этом вполне осмысленные замечания. В общем, мы проявляли взаимный интерес не только в постели.

Однако к моему рассказу об успехах в спичрайтерстве и партийном строительстве Клава отнеслась безо всякого интереса, я бы даже сказал с некоторой брезгливостью: тебе что, денег не хватает? И не стала больше слушать. Не хочешь – не надо. Я потащил ее в койку, она не упиралась, и нам снова было хорошо. Но легкий осадок остался: надо же, я вон на какой уровень поднялся, а ей, дурехе, все равно…

Как-то, зайдя без стука в кабинет Последнева, я застал у него Сережу Сонокотова, который, если помните, и сосватал меня в ЭРОС.

– Во! На ловца и зверь бежит, – обрадовался Геннадий. – У тебя баба есть?

– А что? – несколько озадаченно ответил я, недоумевая, с чего бы это работодатель заинтересовался моей личной жизнью.