Василий Ворон - Заложники мечты

Никогда не поворачивайтесь к неизведанному спиной.

Оно непременно на нее вскарабкается.

Я. Одна буква и одно слово, в котором заключен весь человек. Все его чаяния, все привычки и неприязнь к чему-то, его любовь и надежда. Его стремления в будущем и память прошлого. Его родственники, его друзья и недруги, раздражающие соседи и хорошие знакомые. Коллеги и приятели, любимые вещи и еда, хобби и что-то еще – то, что принято скрывать даже от самых близких людей. Всё то, что мы тщательно храним или то, что пытаемся всеми силами забыть. Отними всё это и…

Я открыл глаза и увидел идеально белый потолок. Я попытался понять, как сюда попал, но тут же обнаружил, что ничего не могу вспомнить. Даже не то, как здесь оказался, но и то, кто я вообще такой. Как меня зовут и откуда, собственно, я взялся. Кто мои мама и папа, есть ли у меня дети. Белый потолок был точно таким, как и моя память.

Я сел и огляделся.

Это была комната, несомненно, медицинского характера.

– Медицинского, – сказал я, чтобы проверить, что умею говорить. Я сидел на кушетке, застеленной белой клеенкой. Собственно, белым здесь было всё – сбоку стоял белый шкаф с застекленными дверками, за которыми поблескивали никелированные медицинские штучки. Позади меня стоял белый стол и белое же кресло. Впереди белая дверь и такая же чуть справа от нее, тоже белая. Возле изголовья моей кушетки стояла белая тумба с укрепленным сверху никелированным корытцем, застеленным белой тканью. Даже одежда на мне была светлого оттенка, более похожая на комбинезон. На груди, слева, красовалась вышитая эмблема: игрушечная ракета с надписью «Dream-2» в круге, образованном другой надписью «Mission Ariadne». И только я успел всё это рассмотреть, как дверь впереди неслышно отъехала в сторону и в комнату вошел

ангел. Им была девушка, как назло, тоже во всем белом – на ней был такой же комбинезон как и на мне и я почувствовал легкое разочарование от невозможности увидеть ее ноги.

– Очнулись? – улыбнулась она. – Вот и славно!

– Кажется, это не моя одежда… – более идиотской фразы для знакомства найти было трудно, но я, кажется, справился…

– Да, пришлось вас переодеть. Карантин, знаете ли, – девушка прошла к столу, нажала где-то кнопку и сказала в торчащую из стола же кольчатую кобру микрофонной стойки: – Капитан, наш подкидыш пришел в себя.

Из недр стола донесся голос: «Иду». Девушка обернулась ко мне:

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо чувствую. Вот только… Я ничего не помню. Где я?

Девушка не успела ответить. В комнату ворвался пиратский капитан. Нет, у него не было деревянного протеза вместо ноги, и на голове отсутствовала треуголка – это был дядька лет пятидесяти, одетый в точно такой же комбинезон, что и мы с девушкой, но назвать его так меня побудил настоящий попугай, сидящий на его правом плече. Попугай был большой, яркий и хохлатый. И равнодушный. Чего нельзя было сказать о капитане. У капитана, и у девушки-ангела на комбинезонах имелась уже известная мне эмблема с надписью «Mission Ariadne».

Капитан смотрел на меня строго и неприязненно, и резко спросил:

– Как ваше имя?

– Я не помню. Где я нахожусь?

– Не помните, как вас зовут? – капитан, как ни странно, не удивился.

– Я вообще ничего не помню – ни кто я, ни как меня зовут: ничего. Что это за место? Пиратское судно?

– А вы шутник, – хмуро заметил капитан.

– А вы? – я начал злиться. Какого черта, собственно? Человеку, потерявшему память, устраивают допрос! Это то же самое, что орать в кротовью нору «Кто там?»

Капитан рассматривал меня, как экспонат в музее: пристально и снисходительно.

– Зачем вам эта птица? – сказал я. – И где ваша деревянная нога?

– Эта птица – мой питомец, – капитан пропустил мой второй вопрос мимо ушей. – А вот чей вы?

В этой фразе явственно читалось «Чьих будешь?», но я решил перестать собачиться и просто повторил, стараясь говорить тихо:

– Я ничего не помню.

– Совсем ничего? – капитан не сдавался. Попугай на его плече принялся чистить перья.

– Совсем ничего не помню! И если вы еще раз меня спросите, моя память вряд ли прояснится.

– Возможно, – вмешалась девушка, – ваша амнезия связана с травмой головы. У вас голова болит?

Я отрицательно завертел головой:

– Ничего подобного.

– И вы не испытываете тошноту? Головокружение?

– Нет, со мной всё в порядке.

Капитан пожевал губами, с сомнением меня разглядывая. Я повернулся к нему:

– Могу я теперь узнать, кто вы такой и где я нахожусь?

– Вы находитесь на орбитальной станции «Dream-2», – холодно ответил он.

Для человека, потерявшего память, я, наверное, был готов услышать всё что угодно, но это сообщение меня обескуражило:

– Орбитальной? И… как я сюда попал?

Капитан, продолжая сверлить меня глазами, ответил:

– Вы были обнаружены в спасательной капсуле.

– Только этого мне не хватало… – пробормотал я, на что капитан немедленно отозвался:

– То же самое я могу сказать о нас: себе и экипаже.

– А вы не слишком приветливы, капитан, – заметил я. – Сомневаюсь, чтобы я сделал вам что-то плохое, если совсем недавно здесь появился.

Капитан вздохнул и бросил:

– Ладно. Пока можете быть свободны. Анна проведет для вас экскурсию по станции. После зайдите ко мне.

Ангела звали Анна! Капитан тем временем собрался было уходить, но вспомнил о чем-то:

– Да, и вот еще что. Необходимо как-то вас назвать. Не именовать же вас подкидышем, в самом деле! К тому же это может вызывать ненужные ассоциации у экипажа.

– И что вы предлагаете? – пожал я плечами.

– Может быть, вы изволите придумать себе нормальное человеческое имя? – капитан уставился на меня, ожидая ответа.

– Потрясающе! Насколько мне известно, имя человеку дают его родители. Поэтому я как-то затрудняюсь с этой почетной миссией. Может быть, вы оба возьмете на себя труд как-то меня назвать? Вы, капитан, станете как бы отцом, а Анна…

– Перестаньте паясничать! – рявкнул капитан, и попугай на его плече покачнулся и взмахнул крыльями, будто собираясь срочно взлететь. Не успел я ответить, как Анна подала голос из-за своего стола:

– А давайте назовем вас Виктор! Красивое имя, на мой взгляд, – и она смущенно улыбнулась.

– Прекрасно! – капитан брезгливо указал на меня пальцем как на картину абстракциониста: – Отныне вы Виктор. – И вышел вон.

– Вы недовольны вашим новым именем? – спросила Анна.

– Не в этом дело. Не подкидышем же, в самом деле, мне оставаться, – я машинально почесал затылок. – Ваш капитан со всеми так общается?

– Он со странностями, конечно, – Анна пожала плечами, – но и вы его поймите: не часто мы находим терпящих бедствие людей за бортом.

– Ладно, стало быть, я Виктор. А вы, значит, Анна.