Сергей Синякин - Марсианская роза

Армстронг попытался представить себе существа, поступающие так, и они ему очень не понравились. А кому могли понравиться монстры? Жертвы никогда не поймут своего палача.

Он снова вспомнил Брызгина и печально улыбнулся.

Молодой человек явно не ждал от него каких-либо результатов. Наверное, в его глазах Армстронг был старой развалиной. Таких в системе еще поискать. Это только сам Армстронг знал, кто из истинных стариков где находится. Это они сами себя так прозвали – истинные старики, все остальные, прошедшие курс генотерапии, были стариками ложными. В глазах Брызгина Армстронг был старой и ни на что не способной развалиной. Вроде первого «Челленджера» в ньюйоркском музее астронавтики.

Нет, обижаться не стоило. Да и на что было обижаться, ты, Нейл, и в самом деле зажился на белом свете. И нечего смотреть на то, что твой тезка из того легендарного экипажа, что высадился на Луну, умер давным-давно, все равно находятся невежи, которые спрашивают, не тот ли он Нейл Армстронг. Даже журналисты иной раз разлетаются взять интервью у покорителя Луны. А все почему? Люди отвыкли от старости, поэтому глубокий старик напоминает им о временах древних и героических…

Армстронг сел на скамейку в саду.

Где-то в стороне с легким шорохом пролетел пассажирский флиппер, вполне возможно, что именно на нем улетал Андрей Брызгин, который сейчас с недоумением размышляет, почему этому старику было приказано отвезти всю подборку по погибшим звездам и наработки, сделанные в связи с этим специалистами. Блестящими, надо сказать, специалистами, а не древним космологом, давно уже выжившим из ума. А может, Брызгин так не думает, наоборот, с уважением относится к опыту человека, более сотни лет бороздившего космос и изучавшего планетные процессы. Кто знает, о чем он думает, этот молодой!

Армстронг с тоской подумал, что торопиться ему некуда. Вся ночь у него была впереди, успеет он изучить привезенные ему материалы. Как многих стариков, Нейла Армстронга мучила бессонница. И вот что было интересным: ты мог подвергаться генному омоложению, мог выглядеть молокососом, одно оставалось неизменным – бессонница. Бессонница и мысли о целесообразности своего существования на Земле. Можно жить как угодно, можно завести вторую, третью и даже четвертую семью, можно даже сменить сотни работ в поисках самого себя, но вот избавиться от мыслей, о том, что ты постепенно становишься ненужным, и в первую очередь для самого себя, от этих мыслей избавиться невозможно. Потому что это крылось не в генах, это крылось в мыслях человека, и мысли эти невозможно было вытравить даже самой ухищренной терапией.

И, наверное, это было важнее гаснущих звезд, было бы важнее, если бы с гибелью звезд не уходили в небытие миллиарды таких же мыслящих существ, каким был сам Нейл. Поэтому он посидел еще немного, и хотя чудесный вечер был в самом разгаре, а над марсианскими сапфирами все еще жужжали пчелы, старик неохотно поднялся и отправился в дом, где его ждала долгая, нудная и кропотливая работа, от которой он уже немного отвык.

Андрей Брызгин действительно улетел на флиппере, который заметил сидящий в саду старик. На Земле ему оставалось пробыть всего трое суток, поэтому хотелось успеть многое. Армстронг угадал, Брызгин действительно не понимал, зачем его отправили к этой живой космической легенде. Нет, он уважал старика, тот сделал за свою жизнь столько, что таким, как сам Брызгин, потребовалось бы вдвое больше времени, да и то они, вероятно, вряд ли успели сделать столько, старик был на редкость талантлив и упорен в достижении целей.

Одно исследование Аморфного пятна на Уране чего стоило!

И все-таки Брызгин полагал, что время легендарных личностей прошлого ушло. Пусть они доживают свой век спокойно, выходят на яхте в море и ловят макрель. Они это заслужили. В крайнем случае, если шеф Брызгина хотел знать мнение этой старой перечницы, он мог бы переслать ему материалы по Интеркому. Но он предпочел погнать к старику Брызгина. Хотел, чтобы Брызгин увидел живьем того, чьи монографии и научные работы стали классическими и вошли в учебники астрофизики? Ну, Брызгин его увидел, прочувствовал, зауважал. Что дальше-то? Над проблемой обнаружения агрессора работают институты, там сидят люди не глупее этого ветерана Армстронга, а результатов пока нет. Наивно надеяться, что догадки старика заменят работу двух институтов.

Брызгин был молод и оттого самоуверен.

Он родился уже в то время, когда не стало промышленности и сельского хозяйства. Даже поверить трудно, что было время, когда люди выращивали себе питание и занимали огромные площади технологическими и промышленными комплексами. Брызгин был молод, и ему казалось, что всемогущие нанотехнологии были всегда. Нет, некоторые архаичные профессии на Земле все-таки остались, находились люди, которые с удовольствием тратили свое время на скрещивание плодовых деревьев, терпеливо пересаживали черенки, меняли состав почвы и температурные режимы, чтобы получить необыкновенные фрукты. Были и такие, кто занимался исследованием животного мира, и это, наверное, было по-своему увлекательным, но Брызгина не привлекало, как не привлекли его профессии историка и археолога, палеонтолога, океанолога, и тысячи иных, которые оставляли человека на Земле. С юности он был максималистом, поэтому утверждение, что будущее человечества находится среди звезд, нашло в нем самый живой отклик. С юности жизнь Андрея напоминала стрелу – начавшись рождением, она упиралась в звезды и только в звезды.

На Земле ему было скучно.

Хотелось романтики, но что романтичного могло быть в академических исследованиях? Земля стала слишком обжитой, а потому невозможной для романтики. На ней даже невозможно было потерпеть кораблекрушение – спутники наблюдения по импульсу личного браслета тут же давали знать спасательной службе, где находится потерпевший аварию человек. Тот же импульс призывал к потерпевшему аварию человеку нанороботов, которые тут же обеспечивали его всем необходимым. Те же самые микрокибернетические системы, находящиеся в крови, излечивали человека от болезней, в считанные часы залечивали переломы костей и повреждения мягких тканей, понижали начинающийся жар, даже заболеть было невозможно.

Развитие получали технические и социальные профессии, в иных просто не было нужды. Одной из самых уважаемых профессий стала профессия Учителя. Впрочем, трудно было назвать профессией то, что составляло саму сущность человека. Учить детей было труднее всего на свете, поэтому способность обучать других была редкостным даром, который пытались распознать как можно раньше, чтобы затем всемерно этот дар развивать.