Дарья Вдовина - Сакрум

В голову Филиппа пришла мысль, что, наверное, он смешно и жалостливо смотрится со стороны в этой пижаме и с капельницей, которую он катил за собой. Он слишком похож на немощного больного, который пытается сбежать из больницы, потому что знает свой неутешительный диагноз. Усмехнувшись над своими бредовыми фантазиями, парень не заметил, что его обогнала какая-то девушка.

Как ни странно, на ней была обычная одежда, а не белый халат или пижама, как у призывников. Неужели одна из выживших?

– Эй! – небрежно окликнул незнакомку Филипп, боясь, что она ему мерещится.

Девушка обернулась.

У нее были светлые прямые волосы, которые чуть прикрывали шею, ясные голубые глаза и чуть вздернутый, совсем детский носик, который поморщился, когда девушка довольно улыбнулась. Она словно ждала, пока парень ее позовет. Незнакомка обрадовалась и весело подскочила к Филиппу, спрятав свои руки за спину.

– Я тебя знаю! – задорно заявила девушка, улыбнувшись юноше. – Ты "тринадцатый"!

Она рассмеялась, словно была в восхищении от своей шутки. Филипп застыл в недоумении. Странно, что кто-то увидел в нем не сына канцлера, а просто парня под номером тринадцать среди призывников. Видимо, девушка не один раз проходила мимо его палаты.

– Откуда ты? Как ты сюда попала? – напрямую спросил Филипп. Он хотел получить ответы на свои вопросы. Если в это место может пробраться кто угодно, то происходящее все больше похоже на сон. Уж с безопасностью в Кастрисе всегда все было в порядке.

Девушка лишь удивленно подняла брови. Видимо, вопрос ей показался неуместным и странным.

– Я одна из выживших, как и ты, – ответила она, разглядывая лицо парня. – Меня зовут Кэрри.

– Я Филипп, – небрежно произнес парень, посчитав, что ему следует представиться.

– Серьезно думаешь, что я не знаю твоего имени? – улыбнулась Кэрри, покачав головой и слегка сжав губы. Скорее всего, она была умнее, чем хотела казаться, но манера общения ей была присуща какая-то детская.

– Рада, что ты очнулся. Я не сомневалась, что так и будет, – сказала девушка, наконец, достав руки из-за спины. Она что-то сжимала в кулаке. – Ты гуляешь?

Филипп опустил взгляд на свою пижаму и босые ноги.

– Типа того, – пожал он плечами, сам не понимая, что здесь делает.

– Хорошая идея, – улыбнулась Кэрри, снова поморщив нос. – Ну, ты тогда гуляй, а я пойду…

– Что ты собираешься сделать? – с опаской спросил юноша, покрепче сжав в руке капельницу и взглянув на сжатый кулак девушки. Филиппу все еще было неясно, как ее так просто сюда пропустили, и поэтому он испытывал некоторое недоверие к ней. А Кэрри лишь улыбнулась и раскрыла ладонь, показав то, что было у нее в руке.

Браслет, сплетенный из нитей разного цвета: красного, желтого, фиолетового, – все они соединялись посредством узелков. Вероятно, Кэрри сделала его своими руками.

– И что это? – теперь уже спокойно спросил Филипп, рассматривая украшение.

– Это оберег, – произнесла Кэрри, и ее голубые глаза немного погрустнели. – Для девяносто девятой. Он должен отпугнуть ее кошмары.

– Ты знаешь ее?

– Нет, – девушка пожала плечами. – Но мы теперь все заодно, так ведь?

Филипп кивнул в знак согласия, улыбнувшись одним уголком рта. Заодно. Хотелось бы верить, что она права.

Кэрри небрежно махнула рукой в знак прощания и поспешила в конец коридора, где, видимо, и находилась нужная палата. Сколько же доброты в этой девушке. Наверное, она единственная, кого стоны той несчастной не раздражали и не пугали, а побуждали к сочувствию и заботе. Удивительно, но Филипп даже не надеялся встретить здесь таких… милых людей. Ему почему-то казалось, что все призывники будут такими же мрачными и озлобленными, как и он сам. Но теперь Филипп надеялся, что Кэрри не одна такая, и вдруг подумал о Септимие, том парне, с которым он познакомился в поезде. Он тоже был добр. Будет радостно узнать, что он выжил. А если нет…

Юноша так и стоял посреди коридора, думая о том, что нужно привыкать к тому, что люди вокруг умирают.

Следующие дни побежали один за одним так же незаметно, как сон после инъекции. Присоединившись к остальным выжившим, Филипп понял, что все только начинается. Направление его жизни резко сменило русло, но он все еще оставался собой и не собирался становиться слабым звеном из-за своей ненависти к отцу. Сыворотка не отняла его жизнь, а добавила новых сил, чтобы бороться дальше и гнуть свою линию. Отец должен это увидеть и пожалеть о своем решении.

После «посвящения», как называют инъекцию в Кастрисе, простых призывников, чьи жизни не стоили и гроша, стали называть абсолютами. Теперь они стали теми, кого уважают и ценят. Они превратились в дорогостоящий материал в руках правительства. Как сказал Фридман, абсолюты – это бесформенные алмазы, которые здесь примут свою огранку. Что же, с этим Филипп спорить не собирался. Новая оболочка была ему просто необходима.

Возвращаясь к минуте, когда Филиппу, наконец, разрешили покинуть лабораторию и вернуться к остальным выжившим, он невольно вспоминал миг, когда вошел в свою новую комнату и увидел знакомый силуэт. Освещенный искусственным блеклым светом посреди четырех серых стен на дальней койке сидел парень, склонившись над какой-то книгой. Взглянув на его сильные смуглые руки, Филипп тут же подумал про Тавена, решив, что тот каким-то образом проник в Кастрис. Он так обрадовался старому другу, что чуть было не кинулся к нему в объятья, как вдруг застыл, осознав, что ошибся, когда к нему повернулось совершенно чужое лицо.

– Хах! Привет, новичок, – добродушно оскалившись, небрежно произнес парень, затем встал и подошел к Филиппу, протянув ему руку.

Нет, это был совсем не Тавен. Но отчего-то этот оскал показался довольно знакомым. Словно дежавю.

– Я Раджи, – сказал смуглый парень, и тут Филиппу ясно вспомнилась их первая встреча. Он видел этого парня у поезда. На его плече был наколот ворон. Значит, эта улыбка вовсе не являлась злобным оскалом. Сейчас он улыбался точно так же.

– Я Филипп, – ответил юноша, внимательно вглядываясь в лицо собеседника и пытаясь угадать его мысли. Теперь предстоит к каждому присматриваться более, чем внимательно, чтобы среди толпы призывников найти достойных союзников.

– Рад, что ты с нами, – без тени притворства признался Раджи и уселся обратно на свою койку, взяв в руки книгу. На обложке было написано: "М. Горький "На дне".

– Почему рад? – поинтересовался Филипп, сев напротив. Кажется, эта кровать была никем не занята.

– Ну, посуди сам, – непринужденно произнес Раджи, укладываясь на спину поудобнее. – Сын канцлера, получивший военное образование и всю жизнь наблюдавший за ведением политических дел ближе, чем кто-либо из нас, плюс ко всему, оскорбленный и обозленный… Да, пожалуй, с тобой у нас больше шансов выжить.