Захар Оскотский - Последняя башня Трои

Но – независимо от моих чувств – мой мозг напряженно просеивал, снова и снова, наши разговоры. Что-то из сказанного ею было очень важным, задело меня, удивило, потом позабылось. Какое-то слово. Я пытался его отыскать.

И я вспомнил это слово, я оценил его значение. В сравнении с ним все прежние проговорки Елены казались пустяками. А вот теперь она проболталась по-настоящему. И ничего не заметила. Не поняла, что за тайну выдает простое, коротенькое слово «ПОКА».

Несколько следующих дней я почти не выходил из квартирки-офиса. Я валялся на диване, ждал звонка от Елены, пил пиво и предавался исконному русскому занятию, которое Беннет обозначил как «самого себя копание, самого себя критика». Чем больше банок с пивом я опустошал, тем больше угнетала меня собственная никчемность. Меня уже не утешала роль матроса с «Титаника». Что толку – неведомо для экипажа и пассажиров качать в темном трюме бесполезную помпу! Мне хотелось что-то предпринять. Но что я мог сделать? Выбежать на улицу и закричать об опасности? Сбросить свои прогнозы в Интернет? В первом случае меня отправили бы в психиатрическую больницу, во втором – на мои электронные вопли никто не обратил бы внимания. А жалованья в ооновской Службе я лишился бы наверняка.

На всякий случай я опять запустил большой компьютер на поиски в Интернете. Я не рассчитывал найти единомышленников, но, может быть, отыщется хоть какая-то подсказка. Через полчаса компьютер выбросил на экран всё, что сумел наловить. Это была в основном информация новомодных церквей, расплодившихся за последние, бессмертные десятилетия (ну, не могут люди обойтись без мистики и сверхъестественного!). Церковь Божественной Науки сообщала заповедь святого Норберта Винера: «Мы изменили мир так радикально, что теперь сами должны измениться, чтоб выжить в этом мире».

Значит, отец кибернетики Винер стал святым. Я был рад за него. И заповедь его из середины двадцатого века звучала великолепно. Вот только проку от нее было немного. Все религии требуют от человека, чтобы он изменился, по крайней мере соблюдал их правила, а это – всё та же ломка человеческого естества. Ни одна из религий (кроме, кажется, язычества) не доверяет людям. Заранее подозревает в них безумных скотов, которые – стоит оставить их без присмотра – вмиг уничтожат сами себя.

Винера, похоже, крепко испугали первые атомные бомбы. Ему казалось тогда, что люди докатились до самого края пропасти, и небывалая всеобщность угрозы исцелит их от помешательства.

Мой дед Виталий был снисходительней святого Винера. Он знал уже, что можно привыкнуть и к жизни на ядерных боеголовках. Он даже полагал (морщась и отплевываясь), что человеческое безумие, то бишь стремление к первенству и обогащению, по-своему полезно для прогресса. Но и дед был уверен в необходимости изменений. Он лишь отодвигал последний их рубеж до того момента, когда развитие науки, подталкиваемое среди прочего теми же эгоизмом и соперничеством, достигнет своей главной цели – бессмертия.

Мои расчеты подтвердили его правоту: теперь людям, уж совершенно точно, деться некуда. Чтоб не погибнуть, они должны измениться. Но как? Как им измениться, проклятым, да еще сразу всем двум с половиной миллиардам бессмертных жителей Земли, по крайней мере подавляющему большинству, иначе ни хрена не выйдет?!

Я ничего не мог придумать для спасения человечества, я страдал от своего бессилия. И тут уже одним пивом было не обойтись, пришлось доставать из холодильника водку.

От сорокаградусной добавки я размяк до полного самоуничижения. Какой из меня спаситель человечества, я хуже всех! Уж не лучше – наверняка. Взять хоть отношения с Еленой. Мне же недостаточно было получить от нее то, что нормальному мужику требуется от бабы. Мне приспичило утвердить свое превосходство над ней. Что это, как не та же проклятая жажда первенства, безумие, которое добивает наш мир!…

Я окончательно перешел на водку и стал с ненавистью думать уже о Елене, которая мне не звонит. Все женщины – дуры и шлюхи, и Елена такая же, как все, только гонору побольше.

Меня клонило в сон, я задремывал на диване. Время от времени просыпался, вспоминал, что я всё-таки на работе, поправлялся ледяной минералкой и через силу садился смотреть последние известия.

На международном канале под бойкую скороговорку русского синхронного перевода показали обсуждение в ООН вечного вопроса о допустимости генной профилактики для домашних животных, потом – заседание международного антимонопольного комитета в Женеве, потом – строительство океанского суперлайнера в Японии.

Затем пошли неизбежные новости из жизни кинозвезд (что в Голливуде, что в Москве у них, похоже, нет иного занятия, как разводиться и тут же вступать в новые браки, когда они только успевают сниматься!). Я собрался уже переключить программу, как вдруг начался главный сюжет выпуска: рассказ о новом веянии, охватившем мир, – обмене полами по договоренности.

Бестолковый переводчик (или плохо запрограммированный компьютер) так и ляпнул по-русски во множественном числе – «полами», как будто речь шла о паркете разных сортов. Но дурацкая оговорка привлекла мое внимание, я решил досмотреть до конца и не пожалел об этом.

Мне рассказали, что обычные операции по перемене пола, практиковавшиеся целый век, выходят из моды. Им на смену явился обмен между конкретными мужчиной и женщиной. Пары, меняющиеся полом и половыми органами (взаимное иммунное отторжение современная медицина легко преодолевает), находят друг друга с помощью специальных агентств. Подбор тщательнейший, учитываются все запросы обоих, операции предшествует личное знакомство, после которого стороны дают окончательное согласие.

Число «обменцев» стремительно растет. Провоцирующим фактором, по мнению психологов, является резко возросшая продолжительность жизни. (Мне стало смеш-

но: бессмертным обывателям не на что употребить свое бессмертие, как только на поиски новых ощущений. Их самые смелые фантазии не вырываются из сферы секса, и при этом «обменцы» ничем не рискуют. Ведь насытившись впечатлениями в шкуре противоположного пола, всегда можно возвратиться в свой прежний.)

А комментатор увлеченно рассказывал, что у «обменцев» уже вырабатывается собственная этика. Первая, главная, заповедь для обоих участников пары: после обмена не вступать в любовную связь друг с другом. Это считается грехом пострашней кровосмешения.

Затем последовало самое интересное: интервью с одной такой парочкой. И только тут выяснилось, насколько я недооценил своих современников. Нет, примитивной защищенностью на сексе страдали далеко не все! Первой выступила новоиспеченная женщина (бывший мужчина), смуглая черноволосая мексиканка. Я узнал, что этому существу представилась возможность сделаться президентом Ассоциации бизнесвумен Центральной Америки, ворочавшей миллиардами долларов. Но возглавить Ассоциацию по уставу могла, естественно, только женщина. И горделивый мачо без колебаний превратился в эффектную гуапу (красавицу).