Антон Волошин - Весна

Старый механический будильник отвратительно затарахтел на видавшей виды деревянной прикроватной тумбочке военного образца. Скрипя пружинами металлической солдатской койки, Станислав Кручинин свесился со второго яруса и отключил звонок.

«Семь ноль», – подумал Станислав, – «пора!»

Он вздохнул полной грудью, задержал дыхание и прислушался к своим ощущениям. Воздух, как всегда, был спертым, но концентрация кислорода и содержание посторонних примесей были в норме. За годы жизни в бункере он научился определять это без всяких приборов. Поднеся к лицу висевший на шее персональный электронный дозиметр, Станислав, наконец, открыл глаза и взглянул на показания. Всего несколько лишних миллирентген, фильтровентиляционная установка работает сегодня весьма неплохо. Можно даже не наведываться в отсек генетического контроля и дезактивации. Это сэкономит полчаса, может еще вздремнуть? Хотя нет, лучше за это время проверить и почистить скафандр, чтобы не заниматься этим завтра, как того требует регламент. Стараясь скрипеть как можно меньше Станислав спустился с верхней койки, пошарил в темноте босой ногой по пыльному бетонному полу, нащупал свои стоптанные шлепанцы и, обувшись, побрел в направлении стены, где должен был находиться выключатель. Он щелкнул расхлябанным тумблером. Старая добрая лампочка накаливания в треснувшем черном патроне, свисавшем с потолка на двух отдельных проводах, пролила свет на мрачное помещение, которое он, вот уже который год называл своим домом. Нештукатуреные стены с выбоинами, голый бетонный пол, который трескался и крошился слоями, отчего всегда был покрыт мелкими осколками бетона и цементной пылью да низкий потолок, на котором местами белели остатки известки, образовывали прямоугольное помещение площадью около шести квадратных метров. Из предметов интерьера присутствовали только двухъярусная солдатская койка, прикроватная тумбочка, небольшой шаткий деревянный столик, одной из ножек стоящий на плотно сложенной старой газете, пара жестких стульев, напольная вешалка с двумя комплектами потертой, заштопанной в нескольких местах офицерской формы, висящий на стене репродуктор общего оповещения и решетка вентиляционной системы. Довершала картину висевшая на гвозде, вся исцарапанная, гитара с мятым атласным бантом на грифе. Деревянная, обшитая жестью с облупленной краской дверь закрывалась изнутри на шпингалет, а снаружи имелись петли для навесного замка. Лампочка мерцала с непостоянной частотой, похоже, генератор барахлил.

– Стас… – Константин, сосед Станислава по отсеку, невнятно забормотал во сне, отвернулся к стене и снова тихонько засопел, натянув на голову выцветшее синее одеяло.

Сегодня был выходной, общего подъема не играли, и Константин мог нежиться в койке, сколько ему заблагорассудится. Станислав же заступал на дежурство, поэтому сегодня, первого марта, вынужден был встать в семь утра. Шаркая ногами и покачиваясь, он побрел к вешалке и стал неторопливо одеваться.

«Весна наступила», – подумал Станислав и невесело усмехнулся, – «хотя какое это имеет значение».

Одевшись и накинув на затылок ветхую неправильной формы фуражку с треснувшим пластиковым козырьком, он подошел к кровати и принялся будить соседа.

– Костя, – тихим виноватым голосом сказал Станислав, слегка прикоснувшись к плечу Константина, – закрой за мной дверь.

Константин взглянул на него сонными глазами, молча поднялся с койки и вслед за Станиславом подошел к двери.

– Пока! – сказал Станислав, делая шаг в коридор, – Извини, что потревожил.

– Счастливо отдежурить, – пробормотал Константин и щелкнул шпингалетом.

Коридор отличался от их жилого отсека только тем, что был узким и длинным. Те же грубые стены, тот же неровный пол, те же репродукторы на стенах, то же мерцающее освещение. Только некоторые лампы не просто свисали с потолка, а были помещены в пыльные мутные плафоны, защищенные редкой проволочной сеткой. Станислав двинулся вдоль дверей таких же жилых помещений по обе стороны коридора, в направлении тяжелого стального люка, снабженного механизмом для герметичного задраивания, который виднелся в конце прохода. С потолка повсюду свисала паутина, кое-где валялись обрывки пожелтевшей бумаги и осколки разрушающихся стен, потолка и пола. Подходя к люку, Станислав затаил дыхание, так как слева от него располагалась покосившаяся дверь общей уборной, запах здесь стоял не из приятных. Это был отсек для младших офицеров и условия жизни здесь были еще вполне сносными. Гражданские, укрывающиеся в бункере, жили в гаражах, складах, агрегатных, подсобках и других помещениях, которые приспособили для жизни сами. Они любили бывать в гостях у друзей-офицеров, радуясь возможности насладиться относительным комфортом. Доступ в отсеки, где жили генералы и высокие чиновники был ограничен.

Станислав раздраил люк и оказался в тамбуре, где имелась шахта с ведущей наверх лестницей. Через сложную систему коридоров, лестниц, шахт, горловин, пандусов и проходных помещений он направился на пищеблок, располагавшийся несколькими уровнями выше. К пищеблоку примыкало помещение для мытья рук, куда и вошел Станислав в первую очередь. Матовая кафельная плитка на полу была мокрой и скользкой, плитка на стенах, выкрашенная зачем-то в синий цвет, кое-где отсутствовала. Грязные фаянсовые раковины стояли вдоль стен помещения на сваренных из арматуры ржавых подставках, некоторые были разбиты, над некоторыми висели местами потемневшие зеркала, по углам имелись полки со старыми, грязными искусственными цветами. Они были некрасивы, но на общем фоне радовали глаз. Станислав подошел к раковине и с трудом открутил разболтанный барашек на позеленевшем медном кране. Позаимствовав с соседней раковины раскисший кусок хозяйственного мыла, он вымыл руки и умылся. Побрился он с вечера и сейчас был рад этому. Станислав взглянул в мутное зеркало. Выглядел он не лучше и не хуже любого обитателя бункера: худое мертвецки белое лицо, утомленные плохим освещением, но все еще красивые выразительные глаза, волосы с проседью. Ему было тридцать шесть, но на плечах все еще красовались капитанские погоны. Продвижения по службе здесь, в бункере, были редким явлением и случались только после смерти одного из вышестоящих офицеров.

Пройдя в столовую, он получил свой завтрак и паек на суточное дежурство. Ел он без аппетита. Пища состояла из консервов, заготовленных еще до войны да кое-каких овощей. Ученые умудрялись выращивать их в огромном пустом хранилище на самом нижнем ярусе бункера. Это хранилище обитатели маленького подземного города ласково именовали садом. Запасов продовольствия на складах бункера, по расчетам, должно было хватить еще лет на десять, но что будет потом никто не знал, все боялись об этом думать. Ждать помощи было неоткуда.