Райдо Витич - Анатомия Комплексов (Ч. 2)

— Аленушка, с тобой …все нормально? — и покачал головой, глупее вопроса он задать не мог. Как нормально? Смотрит на родного брата, как на чужого дядю! — Ничего, ничего! Теперь все будет хорошо, все нормализуется…

Кого он уверял: себя или ее?

Ворковский скрипнул зубами: узнать бы кто замешан в бедах Алены! Убил бы!

И повернул ключ зажигания. Машина плавно, на предельно низкой скорости двинулась вверх по улице.

— Что у нас в холодильнике, Миш? — спросил деловито.

— Как всегда, холостяцкий хвост колбасы да пакет молока.

Ворковский вытащил из нагрудного кармана две купюры, не глядя, подал парню:

— Я у «Пятерочки» тормозну. Возьми всего, побольше. Икру, торт…в общем..

— Я понял.

Алена покосилась на Мишу и нахмурилась:

— Ты знаешь, где мы живем?

— Да, — парень отвел взгляд и встретился с глазами Александра в зеркале. Оба понимали, что правда неизбежна, и оба понимали, что сейчас она убийственна для девушки. А та не унималась:

— Он часто бывает у нас? Он твой друг? — спросила у брата. Тот сжал сильнее руль, делая вид, что внимательно следит за дорогой, а сам мучительно искал выход. Сказать правду или солгать? Лгать бесполезно, не пройдет и часа, как она все поймет. Он решил сказать часть правды:

— Михаил живет у нас.

— Где? В моей комнате? — нахмурилась Алена. — Кто он?

— Друг.

Саша не смотрел на нее и Миша не смотрел, это Алене не нравилось. В сердце прокрался холодок то ли обиды, то ли плохого предчувствия.

— А почему в моей комнате? — впрочем, почему нет? Она ведь умерла для них.

Саша словно угадал ее мысли, почувствовал ее недовольство и поспешил успокоить:

— Не в твоей, Аленушка. Твоя закрыта. Там все…как было,…Я надеялся…

— Ты? А мама? А папа?…

— Конечно, и они…

— А где Миша живет? Если не в моей, значит, в твоей? Нет, с тобой нет. Значит…родительская…Тогда где родители?

Мужчины молчали. Миша в окно смотрел, на плывущий за стеклами город, словно впервые его видел. Александр хмурился, поглядывая перед собой. Что-то было не так. Нарочито сосредоточенные лица, нежелание смотреть в глаза. Отсутствие ответа на простой вопрос.

Алена отвернулась, потерла ладонью лоб: нет, не могло же ничего случиться. Не могло! Мама? Папа? Почему она думает о плохом?

— Что с родителями? — глухо спросила девушка.

Брат молчал.

— Ну?! Саша!

Ворковский резко затормозил, бросил руль, посмотрел в окно и, наконец, попытался посмотреть в глаза сестры. Не получилось, взгляд соскальзывал вниз.

— Их нет, давно.

Алена застыла на минуту, потом кивнула, хотела спросить: как? когда? И не смогла, голос пропал.

— Алена, я понимаю, это тяжело, но… — Саша качнул головой, сморщился: ни одно слово, ни одна фраза не смогут выразить того, что он чувствует, что чувствует она, успокоить, залечить пустоту в сердце, что образовалась с уходом родителей. Бессильны здесь слова.

Девушка закачала головой, как китайский болванчик, закрутилась на месте. Она пыталась взять себя в руки и не могла. Смерти вокруг нее, сплошные смерти. Почему? Гвидэр, Массия, Рэй, Иллан…Отец, Мама… Ей казалось, что они встают вокруг машины, окружают ее, смотрят на Алену и что-то говорят, нехорошее, укоризненное.

— Нет! Нет!! — Алена зажмурилась и зажала уши: я ни в чем не виновата, нет! Нет!!

Саша испугался, обнял сестру, встряхнул, чтоб она очнулась, закричал на нее.

Миша, недолго думая, выскочил из машины и бегом направился к аптечному киоску на той стороне. Через пару минут общими усилиями они напичкали девушку влерианкой и новопасситом. Она перестала вырываться, кричать и лишь плакала, разглядывая смятый носовой платок в руках.

— Поехали, Саня, поехали быстрее. Ее домой надо, ты же видишь, — поторопил Саблин. Машина тронулась в путь.

Минут десять Ворковский плутал по переулкам, боясь ехать по шоссе, и все озабоченно поглядывал на сестру. Он словно вернулся в старые времена, когда Алена была ребенком, и он забирал ее из садика, вел осторожно домой, вытирая слезы обиды с ее лица, выслушивая сбивчивые рассказы о том, что Машка отобрала у нее зайца, а Данила обозвал дурой, а еще она пребольно ударилась коленом и теперь у нее большая «сыска» и ее ножка — инвалид. Тогда он знал, как ее успокоить, а сейчас — нет.

Алена не узнала родной двор, дом в котором выросла. Она и квартиру не узнала. Смотрела на дубовые двери, светлые обои на стенах и не понимала, что это ее дом.

Саша осторожно подтолкнул ее вглубь. Она растерянно покосилась на него и прошла по коридору. Ее комната: стопка конспектов на столе, белый махровый халат на спинке стула, шазюбль, брошенный на диван в тот день, так и лежит на месте не убранный…Словно она не уходила, словно не было четырех лет разлуки.

— Мама ничего не трогала и нам запретила, — глухо сказал Александр. — Ей казалось, что если оставить все, как было, ты обязательно вернешься.

Алена кивнула, не слушая. Взгляд скользил по цветастому рисунку штор, репродукциям Айвазовского и Боттичелли, по корешкам книг на полке: Осокин, Карамзин…. Тетради…

— Филя так и не забрал конспекты?

Саша нахмурился: какие конспекты? До них ли было тогда?

— Он заходил, но ничего не говорил про тетради…

Алена кивнула, потеряв к ним интерес, подошла к шкафу, открыла и вздохнула: мама…

Наряды аккуратно развешаны, чистая обувь в ряд, на полках идеальный порядок. Алене в свое время никак не удавалось его добиться: новые джинсы мирно соседствовали с постельным бельем, а полотенца с носками и колготками.

Девушка глубоко вдохнула воздух, чтоб не расплакаться: теперь у нее никого нет. Она одна. Она потеряла всех и все.

— Алена, ты пока иди в ванную, а я поставлю чайник. Ты что будешь: чай или кофе? — спросил брат.

Девушка недоуменно посмотрела на него и пожала плечами: ей было все равно, а вот вопрос — что в ее квартире делает этот седой мужчина — занимал. Она взяла полотенце и прошла в ванную, ища ответ: "Саша? Нет. Похож…и голос. Неужели он так изменился? Седой, постаревший — странно". И увидела себя в зеркале — метаморфозы, произошедшие с братом, больше не удивляли.

— Ты не закрывайся, пожалуйста, — попросил Александр. Она кивнула и прикрыла дверь.

Ворковский качнул головой, поморщился и, дождавшись звуков льющейся воды, нехотя пошел на кухню.

Через пару минут появился Миша, водрузил два объемных пакета на кухонный стол и вопросительно глянул на мужчину: ну, что?

— Не знаю…Она в ванне…

— Прекрасно. Потом есть и спать, а вопросы, родственные встречи и объятия — завтра.

— Она…словно замороженная, — качнул головой Ворковский, хмуро разглядывая содержимое пакета и не видя его.

— Ну, вряд ли она вернулась со светского раута, — и уловив настороженный, больной взгляд мужчины, начал поспешно выкладывать на стол продукты. — Ты не мучайся, все образуется. Главное, она дома. Остальное…время, время, время. Сейчас она не адекватна, и это естественно… Будем присматривать за ней- то ты, то я. Все наладится, Саня, вот увидишь.