Игорь Харичев - В гуще чужих ощущений

– Хорошо, – выдыхает он.

Через полтора часа мы встречаемся на аэродроме. Самолеты стоят на краю летного поля, подальше от ангара, который издали не выглядит таким уж большим и современным. Но здесь только «Боинги» и «Спитфайеры», «Фокке-Вульфы» с другой стороны поля. Послезавтра мы не должны их видеть, когда будем взлетать. Для нас они далеко, на континенте, в Германии.

День, проведенный в репетициях боя, проходит быстро. Мы тщательно отрабатывает детали сражения с участием двух каскадеров. Вечером я еду домой – не то чтобы устал, но надо выспаться перед длительной репетицией.

Утром я опять на аэродроме. Вскоре появляется вся команда летчиков. Тридцать три человека. Дилан среди них. Мы еще раз подробно обсуждаем план завтрашних съемок, собравшись в помещении одноэтажного щитового дома.

– «Крепости» летят на дневную бомбардировку окрестностей Дортмунда. Где военные заводы, – напоминаю я. – «Спитфайеры» их сопровождают. Взлетаем, летим в сторону океана, набираем высоту. К океану подходим примерно на тысяча восьмистах метрах, напоминаю, тогда мерили в футах – это шесть тысяч футов, продолжаем набирать высоту, выходим на десять тысяч метров или тридцать три тысячи футов, за это время мы пролетим сто двадцать километров – семьдесят пять миль – над водой. Затем поворачиваем, летим к берегу, имитируем полет севернее Английского канала, то есть над Северным морем. С той высоты, на которой мы будем, непонятно, что там внизу, море, океан или что. На сушу выйдем там, где много растительности и небольшие населенные пункты. Вроде как в Голландии. Пролетев над сушей триста километров – сто восемьдесят пять миль, – мы окажемся на подступах к Дортмунду. И тут нас атакуют «Фокке-Вульфы». Я вступаю с ними в бой, а «Боинги» и мои напарники на истребителях летят дальше. «Крепости» сбросят макеты бомб на макеты цехов, а на земле будет имитация взрывов. Затем обратный полет с короткий выходом над океаном, посадка трех бомбардировщиков и двух истребителей. А я сяду загодя, и мой самолет спрячут. Как и «Фокке-Вульфы». На этом всё… Полет долгий, потом из него нарежут фрагменты, которые вставят в разные сцены. Так что мы этими съемками убьем несколько зайцев. – Я оглядываю сидящих передо мной мужчин. – Каждый знает, что он делает и когда? – Все кивают, некоторые говорят: «Да». Я поднимаю руку ладонью вперед. – Прекрасно. Теперь с вами поработает Майкл. А я прошу экипаж Дилана через пять минут собраться у самолета. Совершим тренировочный полет.

Оставив Майкла с остальными участниками съемок, я иду переодеться. Вскоре, одетый в комбинезон, выхожу на улицу. Смотрю на небо – погода хорошая, как и обещали метеорологи. Можно лететь.

Перед самолетом стоят, выстроившись, девять человек. Экипаж «Крепости». Пилот, штурман, второй пилот, бомбардир, радиооператор, четыре стрелка. Все в теплых комбинезонах и лётных шлемах. Слева – Дилан. Ему и эта форма к лицу.

– Вам предстоит тренировочный вылет, – громко говорю я. – Но будет вестись сенсозапись. Какие-то фрагменты могут войти в фильм. Так что ведите себя соответствующим образом. – Я подхожу к Дилану, показываю ему и стоящему рядом штурману карту. Нам нельзя пользоваться электронными планшетами, если мы изображаем пилотов давней поры. – Взлет и набор высоты такие же, как завтра. А потом полное воспроизведение завтрашнего полета над сушей. Над континентом. Не забывайте, – обращаюсь я ко всем, – англичане зовут Европу континентом. И там сначала под вами будет оккупированная Голландия, а потом Германия. – Я передаю карту штурману и обращаюсь к Дилану. – Летим. Командуй.

– Экипаж, занять места, – разлетается по округе звучный голос.

Шеренга рассыпается. Все идут тесной группой к задней двери, которая с правой стороны фюзеляжа – через нее удобнее всего заходить в «Крепость». Забравшись в самолет, я вслед за Диланом по узкому мостику-трапу, проходящему по центру бомбоотсека, пробираюсь в переднюю кабину, устраиваюсь рядом с бортмехаником, который сидит позади пилотов, а те, в свою очередь, позади штурмана и бомбардира, занимающих штурманский отсек в носу «Боинга».

Все расселись по своим местам. Дилан, занимающий левое кресло, просит членов экипажа подтвердить готовность, выслушав прозвучавшие по очереди доклады, дает команду на запуск двигателей.

Сегодня мой летный шлем отличается от тех, которые на членах экипажа. Начинкой. Он позволяет получать ощущения Дилана. Я включаю его, надеваю по самый рот, дабы отключить собственное зрение. Теперь я смотрю глазами Дилана, ощущаю его эмоции. С этой целью я и хотел сегодня отправиться в полет.

Он смотрит на приборы, те, что справа на доске: двигатели работают нормально. На остальных тоже всё в норме.

– Башня, мы готовы, – произносит Дилан. – Разрешите взлет.

– Взлет разрешаю, – звучит в наушниках голос диспетчера.

Дилан протягивает руку к рычагам изменения шага винтов, и как только те начинают захватывать воздух, вгрызаться в него, тяжелый самолет трогается, катит по рулежной дорожке в сторону взлетно-посадочной полосы. Я внимательно слежу за ощущениями Дилана – он спокоен, уверен в себе. Самолет подъезжает к концу полосы, замирает. Дилан выпускает закрылки во взлетное положение.

– Даю взлетный режим! – сообщает он и переводит рычаги, регулирующие газ, на максимум. Ревут двигатели, «Крепость» трогается, все быстрее бежит по обеим сторонам летное поле.

– Скорость отрыва, – громко сообщает второй пилот.

Я чувствую некоторую неуверенность у Гриффита. Он будто сомневается, что самолет готов оторваться от земли, тянет на себя штурвал как-то нерешительно. «Крепость» нехотя взлетает, начинает карабкаться вверх. Всё выше и выше. Перед глазами только синее небо. Взгляду не за что зацепиться.

У Джона Гриффита появляется ощущение, будто самолет повис и никуда не движется. Он с опаской бросает взгляд на приборы – вроде бы всё в порядке: нос поднят вверх, крылья расположены горизонтально по отношению в земле, скорость двести сорок миль в час, высота две тысячи шестьсот футов.

– Поворот вправо на двадцать пять градусов, – долетает спереди голос штурмана.

– Вправо на двадцать пять, – повторяет Гриффит и поворачивает штурвал вправо. Самолет накреняется на правое крыло. Нажимая на левую педаль и отпуская правую, Джон заставляет самолет поворачивать. При этом он с опаской смотрит на компас. Он боится промахнуться. Закончил поворот на двадцати трех, потом принялся ловить эти два градуса и взял еще два лишних. Он видит это, и досада берет его, а тут еще штурман сообщает:

– Двадцать семь вышло.

Теперь уже наклон влево, небольшой доворот. Получилось. Он чувствует себя спокойнее.