Агапий Тихонов - Танец Шивы, или Закон дивергенции

В оформлении обложки использована фотография

https://im0-tub-ru.yandex.net/i?id=3d2d77cd16ddf978f5329e78efd5f863&n=16

Танец Шивы – Та́ндава (от корня танду «танцевать») или Тандава-нритья – танец, исполняемый индуистским богом Шивой. Согласно индуистской мифологии тандава Шивы – энергичный танец, который является источником цикла «создание-охранение-разрушение», поддерживая ритм процесса творения.

Наиболее знаменита Ананда-тандава, «танец радости» Шивы, который символизирует пять основных проявлений вечной энергии в их единстве:

сришти (создание (мира)),

стхити (охранение, преодоление страха смерти),

самхара (разрушение),

тиробхава (победа над иллюзией/невежеством)

ануграха (милосердие).

В то время, Рудра-тандава выражает «разрушительный» аспект бога, сначала создающего, но затем уничтожающего вселенную.

Дивергенция в биологии – это процесс накопления необходимых для выживания генных трансформаций. Дивергентная эволюция происходит, когда речь идет о появлении нового биологического вида. Как правило, это необходимо для того, чтобы адаптироваться к различным условиям окружающей среды.

Закон дивергенции : если эволюционный поток выходит на площадь – пересечение нескольких каналов эволюции, то возникает несколько вариантов дальнейшего развития эволюционного процесса. Выбор канала непредсказуем и неопределен, и зависит от тех случайных факторов, которые неизбежно присутствуют в момент выхода системы на перекресток каналов эволюции.

«… После этого начался Тандава – Космический танец. Его гигантские энергии повергли Риши на землю, Вишну застыл в шоке, и даже супруга Шивы Парвати окаменела от страха. Но когда они увидели улыбку на устах Бога, его поднимающиеся ступни, они ощутили Божественную Благодать и достигли реализации. И все начали танцевать с ним…»

Легенда о Космическом танце

РАК… – смысл слова, прорвавшегося сквозь вязкую пелену забытья, никак не желал доходить до возвращающегося сознания Глеба. Оно словно назойливая муха кружило вокруг него то, отдаляясь, то, приближаясь снова. И вдруг со стремительностью атакующего насекомого ворвалось внутрь и растеклось в душе леденящим пониманием смысла сказанного. РАК – двое людей в коридоре говорили О НЕМ, даже не удосужившись плотно закрыть дверь его палаты. Внутри у Глеба все взметнулось, а затем опало холодным безразличием, проясняя сознание и изгоняя остатки сна. Из потока непонятных медицинских терминов, сопровождавших разговор в коридоре, выделялись вполне доступные выражения, убийственный смысл которых, словно направляемый рукой умелого плотника, двухсотмиллиметровыми гвоздями входил под черепную коробку по самую шляпку.

«…Множественные метастазы… поражены гипофиз и мозжечок… вторая опухоль… оба легких… неоперабельный…» – звучал в коридоре молодой энергичный тенор. Теперь Глебу многое становилось понятным. Причина мучивших его головных болей, подавленного депрессионного состояния, и, наконец, вчерашнего обморока из тревожного тумана догадок на глазах воплотилась в короткое зловещее слово – РАК.

Солнечный зайчик метнулся по потолку, на секунду замер, и исчез также внезапно, как и появился. За окном хлопнула автомобильная дверца, раздались веселые молодые голоса и звонкий девичий смех.

«Веселятся, сволочи! – зло подумал Глеб – Конечно, им хорошо… Молодые, здоровые все впереди, жизнь только начинается…. А у меня – заканчивается…».

Это солнечное июльское утро совершенно не соответствовало тому подавленному состоянию, которое царило в душе молодого человека. Глеб лежал в своей одноместной палате, отвернувшись к стене, озлобленный на весь мир, а в голову неотвратимо лезли воспоминания его прошлой жизни. Прошлой. Да именно прошлой. Потому что, то, что было еще позавчера его жизнью сегодня отошло на второй план, вытесненное непонятно откуда взявшейся злостью. А еще ему было очень жалко себя… В свои неполные двадцать девять лет Глеб Нечаев смог добиться многого. Отдельная двухкомнатная квартира в спальном районе, новенькая корейская иномарка, красавица жена, жизнерадостный и веселый сын – Олежка, которому скоро должно было исполнится три года, и конечно престижная работа. Должность заместителя начальника областного департамента внешнеэкономических связей обеспечивала ему уважение в обществе и открывала многие заветные двери. Глеб, как и многие молодые люди его поколения, был напорист, эгоистичен, в меру циничен и не в меру тщеславен. В общем, перспективный молодой человек, подающий немалые надежды, карьерный рост которого был только вопросом времени. Дальнейшая жизнь представлялась Глебу скоростной магистралью, по которой он мчался к своей цели, не задумываясь и особо не оглядываясь на прожитые годы.

Теперь все это кончилось. Рак поразил молодого человека сразу в двух местах, – метастазами были покрыты значительная часть мозга, и оба легких. Врачи отмерили ему остаток жизни не больше месяца, и вот этот срок уже подходил к концу. Он сам подходил к своему концу – КОНЦУ ЖИЗНИ.

***

Тягостное молчание, повисшее в палате, грозило прорваться истерикой. Света сидела на стуле у его постели и тихонько плакала. Олежка, по молодости лет, не понимавший трагизма ситуации, с веселой улыбкой самозабвенно скакал на соседней кровати. Панцирная сетка высоко подбрасывала малыша, доставляя тому неописуемую радость. Он никак не мог уразуметь, почему папа ругается на маму, а мама плачет. Глебу было мерзко и противно на душе. Он только что совершенно напрасно наорал на жену и теперь со злостью смотрел на принесенные ею апельсины, а в голове как испорченная пластинка звучал кусок песни Земфиры:

«…хочешь сладких апельсинов

хочешь вслух рассказов длинных

хочешь, я убью соседей

что мешают спать…»

«Да… дела…, только, пожалуйста, не умирай…» мысли, наконец соскочили с этой карусели, но легче от этого не стало потому, что перед мысленным взором Глеба предстало заплаканное лицо матери, и сухие, но от этого еще более страшные глаза отца, которые, казалось, кричали на весь мир: «только пожалуйста не умирай, сынок!».

– Глебушка, родной, Антон Кириллович сказал, что опухоли больше не растут, и что тебе будет легче… – Света вновь подняла на него заплаканные глаза.

– И ты что, в это серьезно веришь? – буркнул в ответ Глеб. Разговор опять пошел по замкнутому кругу, грозя зайти в тупик.

– Но он же знаменитый врач, профессор… – не унималась Светлана.