Владимир Ли - Снятие последней печати

Наверно, эта аптекарша Люба действительно любила отца. За что, не знаю. Он, конечно, был мужиком в теле, не то что я – видный, высокий, с правильными чертами лица, вроде хорошо работал. Мне стукнуло девятнадцать, в армию меня не взяли из-за сильной хромоты. Отец сказал, что они с Любой будут перебираться в Новосибирск, там открылась фармацевтическая фабрика и его женушке предложили занять на этой фабрике должность начальника производства. Я мог поехать с ними, Люба меня звала, отец же не очень. Все это было как-то странно. Папаня не любил меня. Видимо, имелись у него на то свои причины. Носил я фамилию матери, отцовская фамилия У сков мне не нравилась и, получая паспорт, я предпочел взять фамилию матери Шебеко. Леонтий Шебеко – так звучало представительнее. Вряд ли такое отцу пришлось по вкусу, но он не стал возражать. Тоже было странно. Внешне я совершенно на папаню не был похож, да и на мать не особенно, если судить по тем её фотографиям, которые были у нас в альбоме. Иногда я подумывал, может я вообще какой-то приемный. Если так, то отношение ко мне папани было понятно. Они уехали. Интересно то, что папаня хотел их самарскую квартиру продать, но Люба была против – я её всегда называл Любой, молодая она очень, отец был старше её лет на пятнадцать. Она заявила, что квартиру перепишет на меня. Отец сразу согласился. Это тоже была странность – он же упрямый мужик и к женщинам относился без всякого уважения. Я решил, что тут вопрос в деньгах и он не стал с Любой спорить. И подумал я тогда, что мой Усков настоящий альфонс. Ему нет дела до меня, а если так, то и мне тоже. Он мне не звонил, а Люба позванивала, уезжая, оставила мне пятьдесят тысяч рублей и, стараясь быть строгой, потребовала, чтобы я нашел какую-то работу.

Эта квартира моя находилась в новостройке, просторная, Люба её обставила современной мебелью. Жить в ней одному было как-то не с руки. Приводить туда девчонок не особенно тянуло – я хорошо запомнил ту соседскую непромытую молодуху, запах тот до сих пор окончательно не сошел. Тоже не совсем нормально. Прожил я в городе пару месяцев, проедал и пропивал деньги Любы и подумывал, что мне делать дальше. Устроиться бы в какую-нибудь авторемонтную мастерскую – это дело у меня неплохо получалось. Оказалось совсем не просто найти такую работу и я отправился к Толику Новосельцеву в Тольятти. Тот обрадовался и предложил поработать дальнобойщиком сначала по нашей губернии, а потом и по всей Средней Волге.

– Леонтий, будешь возить всякое, – заявил он, – тут главное, чтоб с накладными был порядок. Мы с приятелями закупили четыре фуры. На одну я тебя пристрою. Заработаешь прилично, через годик купишь вполне приличную новую тачку.

– Какое всякое? – спрашиваю.

– Да какая тебе разница, если с накладными порядок.

Надо сказать, что уже в то время я не очень-то доверял людям, хотя меня никто ни разу не обманывал. Я и Толику не вполне верил, даже зная его надежность. Мне было непонятно, на какие шиши он с приятелями обзавелся собственным автопарком. Я помнил, что в своей мастерской он не очень-то большие бабки зарабатывал. Сейчас кругом сплошь мухруют, всех можно купить от дорожно-постовой службы до губернского прокурора и выше. Влезать же в уголовщину было не к чему. Я решил выяснить, куда ездить и что возить.

Толька знал мой упертый нрав и не стал упорствовать.

– Возить мебель, тушки говяжьи, кровельное железо – да что придется. В накладных все будет указано – кто поставщик, кто заказчик. Хочешь конкретнее куда? Димитровоград, Безенчук, Рузаевка, Нижний, Саратовская губерния.

Усмехнувшись, добавил:

– Никакой наркоты нет и сивухи тоже.

В целом все пошло неплохо, за мной закрепили вполне пристойный КАМАЗ, хотя и не первой свежести; мужик, который распоряжался грузовыми перевозками, указывал маршрут, примерное время возвращения, вручал заявку с именем заказчика. Куда именно надо было везти груз и всю документацию я должен был получать от заказчика. Месяца полтора никаких проблем не было, за это время мне начислили два аванса и полную зарплату – жить на эти деньги можно было вполне неплохо, оплачивать комнатенку, которую я снял поблизости от стоянки наших грузовиков, к деньгам Любы и прикасаться не надо было. С Толиком мы перезванивались почти ежедневно, из разговоров с ним я понял, что он крепко повязан всякими полутемными делишками, имеет своих людей в полиции и его авторемонтный бизнес вместе с транспортировками всякого рода изделий по вызовам будет расширяться и если он не загремит, то через лет пять станет очень состоятельным мужиком. Но во всем этом было немало неясного и касалась неясность эта меня самого. Мы дружили в школе, ни разу не ссорились, ценили друг в друге надежность, знали, что оба не болтуны и слово держать умеем. В отличии от меня у Новосельцева дружков было не перечесть, он рано стал интересоваться денежными делами, уже в школе законтачил с какими-то делягами много старше себя. И когда он меня позвал в тольяттинскую автомастерскую, я подумал, на какой ляд я ему сдался, а уж на эти дела с перевозками вообще непонятно. Из доброты что ли, знал, что у меня с бабками не очень-то, но это едва ли. Во всяком случае, после школы мы редко виделись, Толик мне первый позвонил. Я допускал, что Новосельцев готовился меня в чем-то использовать. Однако ни во время моей работы в автомастерской, ни в поездках по городам нашей губернии и на выездах в другие области ничего подозрительного не было.

Как-то раз мы обедали со Славкой Поповым. Обычная столовка в Тольятти. За соседним столиком сидел майор полиции Николай Панин, добродушный мужик, немного хвастливый, говорил, что в скором времени ему нацепят ещё одну звездочку на погоны. Он рассказывал о собственных успехах своему приятелю. Лично я ничего плохого в нем не замечал – мент как мент. Славик таксист, говорил о своих планах съездить на следующее лето в Черногорию. Пока он это говорил, я спросил, правда ли, что на шоссе в пяти километрах от Димитровграда два сержанта из ДПС устроили по собственному почину патруль и снимают с проезжих водителей с грузами громадные бабки, ссылаясь на то, что у шоферов фальшивые накладные – Попов несколько дней назад мне об этом сам говорил. Он громко вякнул:

– Да ты как новорожденный. Все менты так поступают.

Такое я знал и без него, но, несмотря на это, во весь голос заявил:

– Это на центральной трассе в двух шагах от Димитровграда сержантики снимают такой навар? Трудно поверить.

Имел ли я что-то против этого майора? Да ничего не имел, хотя прекрасно знал, что все менты берут жирные куски с водителей. Но говорил я все это громко, чтоб Панин услышал. И он наверняка это слышал. Двух недель после этого разговора не прошло, как Попов при встрече мне поведал, что Панина застукали именно на том самом месте, устроили разбираловку, понизили в звании. Уже спустя некоторое время мне стало известно, что те сержантики работали под крылышком районного начальства, львиную часть они отдавали какому-то полковнику и этот самый полковник устроил хорошую жизнь простачку Панину за то, что тот влез на чужую территорию. Я подумал, что это подстроил сам Попов – решил он за что-то отомстить Панину, но сделать это через меня. Однако это лишь предположение – я просто не мог найти никаких других причин. Так или не так, но одно было ясно – меня тянуло сделать этому самодовольному удачливому майору какую-нибудь пакость. Мое школьное паскудство за эти годы никуда не ушло – я же специально говорил громко и допускал, что Панин клюнет, отправится на димитровградскую трассу и, может быть, там его свои же питекантропы в погонах и застукают. Я читал о таких случаях. Попов наверняка все это подстроил. Во всех этих делах, как я уже давно понял, главное было бросить что-то вонючее в подходящую почву. Само собой, когда я все это говорил о сержантиках, ничего такого о Попове я не думал, спустя лишь какое-то время ко мне приходит что-то похожее на ясность.