Владимир Михайлов - 2012

«А что, собственно, там? – спросил себя Гущев. – На самом-то деле ведь никакого метро не будет – раз напряжения нет. А пешком добираться до дому, если даже сил хватит, – это дойдёшь завтра к обеду. Нет, надо как-то по-другому…»

– Вы не знаете – где это мы стоим? – спросил он того, кто довёз его сюда; тот только что вернулся после общения с какой-то группой спешенных ездоков. – Что тут поблизости?

– «Благодать», – ответил водитель. – Посёлок, платформа. Километров двух не доехали. Это так посёлок называется – Благодать.

– Да, знаю… – сказал Гущев машинально. – Спасибо…

Машинально – потому, что с этим названием вдруг прочно связалось что-то, вынырнувшее вдруг из памяти. Да конечно же!

Бывал он в этих местах, даже, кажется, два раза, потому что именно в этом посёлке была дача старика, Настиного отца. И если постучать к нему в дверь, то он, надо надеяться, и на ночь приютит, и обстановку обрисует. Как к нему пройти – помнится слабо, но адрес в памяти есть, а там – найдётся, кого спросить.

– Спасибо за помощь, – сказал он. – Пожалуй, пойду.

И стал пробираться по обочине, вышел на насыпь и зашагал по шпалам, хотя и было это достаточно неудобным.

Странно, но почти в полной темноте ему удалось добраться до намеченной цели почти сразу – лишь однажды он свернул не туда, завидев в переулке несколько освещённых окон, целый этаж. Но уже приблизившись, он понял, что ошибся: дом и правда был не бедный, но там шла какая-то гулянка с не слабой (судя по доносившимся звукам) выпивкой, а этого у старика быть никак не могло. Пришлось повернуть, снова выйти на улицу и двигаться дальше. Было темно и неуютно, даже ощущение опасности возникло – возможно, просто потому, что обстановка была для Гущева очень непривычной. Для успокоения он вновь принялся думать о том, как здорово всё сложилось в последнее время, какой лихой проект он закрутил и как в результате вырастет и авторитет его, и заработок, так что он вполне сможет оказаться если ещё и не в самой элите, то на пороге её, а уж тогда такие откроются возможности – голова закружится от перспектив. Чего доброго, пригласят даже и в Администрацию, Андрей не откажется замолвить словечко, ну, а сам Полкан станет наверняка из самых ближних, он всегда знал, хитрован, на кого работать…

И уже через четверть часа Гущев отыскал ворота, а в них и калитку. Поднялся на крыльцо, нащупал кнопку звонка, нажал – без всякого результата; усмехнулся: звонок был, естественно, электрическим и сейчас оказался лишённым всякого смысла. Пришлось стучать. Сперва вежливо, деликатно, потом – всё громче, и, наконец, уже изо всех сил, пока до него не донеслось:

– Кого там Бог принёс?

Он не придумал ничего умнее, чем:

– Простите, а Настя дома?

– Настя? Ну, входите, на себя тяните!

К вечеру Насте оставалось сделать ещё немало. Но если обладаешь свободой передвижения, всегда можешь найти самый лучший выход из положения.

С такими мыслями она села за руль и направилась на юг. То есть без приключений выехала на Кутузовский, развернулась и покатила в общем потоке, в левые ряды не перестраиваясь надолго, а лишь по требованию обстановки, чтобы оказаться справа к повороту на Рублёвское шоссе, свернуть – и дальше прямо до одного из нередких в том краю хороших пансионатов, в одном из которых и отдыхал сейчас – так её сориентировали – некий полковник Лосев, выезжавший далеко на восток и имевший, как говорили, какую-то информацию о Котовском, какой по телефону делиться отказался. Получилось так, что кроме неё сейчас ехать было некому, да к тому же где-то в тех местах служил и другой полковник – тот, думать о котором за рулём было опасно: усиливалось сердцебиение и неодолимая истома начинала овладевать телом, как будто это с ним самим предстояла встреча.

Однако не тут-то было. Съезд с проспекта на Рублёвку оказался наглухо перекрытым двумя милицейскими БМВ и омоновским автобусом в придачу. Пришлось ехать дальше, в надежде свернуть на Алексея Свиридова, а когда и этот манёвр по той же причине оказался невыполнимым – дотянуть до большого перекрёстка с Аминьевским шоссе.

Перекрёсток был регулируемым, и проблема правого поворота поэтому её не волновала: дождись зелёного, и ты в своём праве. Но на сей раз светофор бездействовал, даже мигающего жёлтого не было, зато стоял военный регулировщик – лицом к центру, то есть запрещая любое движение с проспекта и пропуская с Аминьевского на Рублёвку бесконечную, похоже, колонну военных машин. Настя, как и все прочие, стояла минуту, три, пять, чувствуя, как постепенно закипает в ней гнев: в конце концов, не война же, можно хоть ненадолго прервать этот поток с юга на север, на востоке у людей тоже ведь могут быть серьёзные дела! Перед нею уже определилась пробка, и позади тоже стала выстраиваться колонна, а Настя чувствовала, что в таком вот тупом ожидании она долго не выдержит – сорвётся: нервы и так были на пределе.

Но тут чудо наконец свершилось – регулировщик повернулся, застоявшиеся рванулись вперёд, моторы ревели «Ура!». Вперёд, только вперёд! А если мне нужно направо? Никак нельзя, выезд на Рублёвку и здесь перекрыт. Левый поворот – на Аминьевское – был возможен из двух левых рядов, но она-то стояла в крайнем правом, нельзя же было заранее знать, что… Приходилось идти на риск. Известие от Артёма того стоило.

Тут сделать левый поворот, конечно, не было времени, но, уже двигаясь в прежнем направлении, теперь уже по Можайскому шоссе, она нагло расталкивала тех, кто был левее, чтобы к ближайшему развороту оказаться уже в крайнем левом ряду, развернуться, затем, двигаясь к центру, при первой возможности съехать направо, добраться до Аминьевского, там налево – и по Аминьевскому, пересекая Кутузова, попасть наконец на Рублёвское шоссе – в надежде, что полковник ещё ждёт. Хотя полной уверенности, что такой манёвр возможен, у неё не было, но надо же было что-то делать!

Разворота всё не попадалось, а до Кольцевой оставалось уже всего ничего; колонна ползла, дёргаясь, как поезд, когда с места трогает неумеха-машинист. Порой вздымался и опадал рёв десятков гудков: нервы, похоже, не выдерживали не только у неё. Потом машины и вовсе встали, продолжало двигаться одно лишь время. Впору было расплакаться от сознания своего бессилия, от вынужденной неподвижности. Стояли надёжно, словно каждую машину накрепко вбетонировали в дорогу; ни малейшего движения впереди не ощущалось. Как и обычно в таких случаях, многие стали выходить из машин, переговариваться, голоса были напряжёнными, лексика – изысканно нецензурной. Слышать это было не то чтобы непривычно, но неприятно. А сидеть становилось всё тоскливее. Потом наверху завис милицейский вертолёт, оттуда громоподобно объявили: «Граждане, вследствие непредвиденных обстоятельств движение в направлении области в ближайшие часы не возобновится. Выезд на МКАД до нового распоряжения закрыт. Рекомендуем выезжать на полосу встречного движения и, разворачиваясь, возвращаться к местам стоянки, поскольку сейчас ни один выезд из города не действует, Кольцевая дорога практически недоступна. Повторяю: граждане водители, вследствие непредвиденных обстоятельств…»