Сергей Слюсаренко - В нашу гавань заходили корабли

– Так, - громко и решительно Мухин прервал мирную игру, - а разрешение пограничной службы для входа в территориальные воды у вас имеется?

Таможенники ничего такого не имели, и вообще, им уже было глубоко наплевать на события. Им хотелось остаться в этом поселке навсегда.

– А шо надо делать? - после короткого шушуканья один из таможенников взял на себя роль переговорщика.

– Ну, я, конечно, могу оформить разрешение задним числом, - начал капитан, но его сразу перебили.

– У нас нет ничего…

– Ну, мужики, мы же все на службе. Я что, изувер какой? - Мухин осторожно гнул свою линию. - Мне нужно содержание груза - и все. Я бумагу выпишу, и можете спокойно службу дальше нести.

– А откуда я знаю, что там за груз? И вообще, наше дело - маршировать на парадах в оранжевых беретах. Анкерным шагом.

– Так мы быстро все оформим, - капитан понял, что дело сделано. - Я как начальник пограничной заставы могу провести досмотр в присутствии понятых, если члены экипажа себя плохо чувствуют.

– Да, они неважно выглядели, - поддакнул старпом.

Слова старпома убедили всех, и через минуту Мухин собственноручно открывал один из ящиков заранее припасенной фомкой. Этот ящик, как и два других, оказался пустым. Остальные, судя по всему, тоже.

К вечеру на набережной оставались всего несколько манифестантов из местных и пьяные таможенники, сидевшие вокруг костра из пляжных топчанов. Всю ночь они рассказывали друг другу страшилки про Летучего Голландца, одна ужаснее другой. О жестоком капитане Ван дер Деккене, убившем всю команду, о вечном Жиде, нашедшем пристанище на корабле-призраке, о фатуме, который преследует на море тех, кто свернул с праведного пути.

Утром следующего дня из центра пришел автобус с молодчиками из организации воинствующих интеллигентов «Поздно». Было их человек пятнадцать. Между собой они разговаривали нормально, но как только на набережной появились сельчане, стали громко отдавать команды на государственном языке. Интеллигентствующие боевики выстроились свиньей и ринулись в атаку на местных. Сначала, в силу того, что из жителей поселка на берегу были только Нюра, Серафима и Галина, «поздняки» получили значительное преимущество. Они оттеснили на газон теток, поломали лозунги партии Регрессивных социалистов и даже отобрали у подоспевшего Пети Танцюры его удочку, приняв её за флагшток.

На крики рассерженных дам пришли два мужика из местных, помоложе тёток и порешительнее Пети. Совершенно не знакомые с правилами ведения рукопашного боя в городе и не тренированные в спецлагерях мужики накостыляли приезжим и загнали их обратно в автобус. Туда же был депортирован участковый, прибывший на помощь интеллигентствующей молодежи. Учитывая то, что участковый был лицом официальным, ему досталось больше всех.

Над поселком нависла революционная ситуация. Её усугубило радиообращение Гаранта, которое транслировалось по всем радиоточкам. Гарант был, как всегда, многословен и невнятен. Сельчане смогли только разобрать слова о приверженности западным ценностям и вечной и нерушимой дружбе с БЕНИЛЮКСОМ, в обмен на гарантии бесплатного керосина с севера.

Жители поселка вышли на берег в полной решимости. На общем собрании выбрали председателем поселкового совета капитана Мухина. А старому объявили недоверие и в знак импичмента поставили лимузин поперек улицы так, что теперь он не мог никуда ехать.

Однако беда пришла, как всегда, неожиданно. В здании погранзаставы зазвенел школьный звонок - сигнал того, что необходимо произвести смену дежурного экипажа на «Внятном». Сельчане понимали, что без руководства им не удастся сдержать напор чужаков. Поговаривали, что против митингующих уже готовится спецназ из Вашингтона. Серафима клялась, что своими глазами видела людей в скафандрах недалеко, в горном лесу, и что они даже хотели поломать тарелку бухгалтера Иванова, но не знали как.

Но с другой стороны - служба есть служба. И Мухин решился. В полной секретности на шлюпку были доставлены две канистры солярки из стратегического поселкового запаса, на всякий случай. И случай настал. Тихо, в сопровождении суровых взглядов сельчан шлюпка с экипажем отправилась к катеру. По мере того, как увеличивалось расстояние до берега, экипаж охватывал необъяснимый страх, липкий, как давешний туман. В полной тишине, нарушаемой только стуком уключин и плеском воды, экипаж двигался к своему судну. Метров за двести до цели их движение было внезапно прервано. Прямо у носа шлюпки в беззвучном прыжке взвились из воды два громадных дельфина. Не было в их движении ни радостной игры, как у обычных афалин, ни озорного свиста. Только угрожающие взлеты, словно они пытались остановить движение шлюпки. Васильев и Стовбода, стиснув зубы, не меняя ритма, неистово гребли.

Борт «Внятного» был для моряков роднее родного берега. Старпом даже похлопал рукой давно не крашеное военно-морской краской железо.

– Эй, на «Внятном», - словно и не было леденящего страха мгновение назад, проорал капитан Мухин, - смена пришла! Вахту сдавай.

В ответ он не услышал обычного «сколько ждать можно» - этой фразой его коллега по погранзаставе Забуйнов всегда встречал друзей.

С нехорошим предчувствием экипаж поднялся по штормтрапу на борт. Палуба была пуста. Мухин отдал приказ Стовбоде и Васильеву проверить судно. Искать долго не пришлось. Дверь на камбуз была задраена изнутри. Кок по праву хозяина загремел кулаком по железу. В ответ на камбузе раздалось шуршание и звон кастрюль.

– Эй, воины, что молчите? - чуть не приложив губы к железу, прокричал старпом.

– А кто спрашивает? - даже через переборку они узнали голос Михаила Забуйного. Сменщик капитана Мухина отличался почти театральным басом.

– Смена!

Заскрипел плохо смазанный запор, и в образовавшуюся щель показался длинный нос Михаила.

– Уф, и вправду! - дверь распахнулась, и на палубу выскочил, толкаясь, весь дежурный экипаж «Внятного» и бросился обнимать сменщиков, словно сто лет людей не видели.

– Чего попрятались, славяне?

– Ты бы посидел тут! Такое было!

– А что было? Можно подумать, мы с берега не видели. - Стовбода, дождавшись освобождения своей вотчины, нырнул в камбуз. Там, к сожалению, не было традиционного борща для смены.

– Как туман этот гадкий ушел, так и началось, - начал рассказ Забуйный. - Такое, блин морской!

– Что, покойнички с брига мучили? - Мухин старался иронией успокоить друзей.

– Да ты посмотри на хрень эту! - Забуйный ткнул пальцем в сторону брига.

– А то мы его не видели! Вон народ на берегу который день на ногах, не пускает чужаков. - Стовбода, выкарабкавшись из камбуза, включился в разговор.

– На, глянь, - совсем мрачно Забуйный протянул Мухину бинокль.