Андрей Лазарчук - Мост Ватерлоо

Взять советника, подумал Петер, взять… я, Камерон, Брунгильда — Брунгильда в таком деле стоит двоих — взять… приставить пистолет к виску… а дальше что? Все. Все… Надо же, ничего не придумывается…

Ладно. Будем исходить из того, что он жив и захвачен. Кому он может понадобиться? Почему захватили именно его? Если это шутки советника, то, может, ему понадобился личный оператор — так сказать, взамен меня? А? Он ведь о Шануре имеет весьма поверхностное представление — зеленый лейтенантик, не более того… это хорошо… это было бы замечательно, просто замечательно. Но слишком уж просто…

Но кто-то же захватил пленку! А если пленка была главной целью, а Шанур, так сказать, побочной? Допустим, его захватили для чисто технических нужд — управляться с проектором, скажем? Ну-ка… А? Что?

— Пойдем, Петер. Пойдем, не надо тут стоять.

Это был Камерон. Петер огляделся вокруг: он стоял над обрывом, на открытом месте — сам не помнил, как сюда пришел.

— Да, — сказал Петер. — Пойдем, конечно.

— Решили здесь хоронить, — сказал Камерон. — Могилу уже роют.

— Я найду кто… найду, понимаешь? — Петер покачнулся, Камерон поддержал его.

— Вряд ли, — сказал Камерон. — Такая каша…

— Я найду, — повторил Петер.

— Ну и что? — сказал Камерон. — Что из того, что найдешь? А… — Он махнул рукой. — Ищи.

— Он не был твоим другом, — сказал Петер.

— Да разве в этом дело? — сказал Камерон.

— А как же тогда быть? — сказал Петер. — Рукой на все?

— Ему уже не поможешь, — сказал Камерон.

— Есть еще Шанур, — сказал Петер. Камерон молча пожал плечами.

— Я ведь тебя ни о чем не прошу, — сказал Петер. Камерон опять промолчал.

— Можно подумать, что тебе все равно, — сказал Петер. — Что ты только и хочешь…

Камерон издал неясный сдавленный звук, Петер посмотрел на него и тут же отвернулся: стиснув зубы, Камерон плакал.

Первым серьезным мероприятием майора Тунборга в роли начальника строительства было введение режима строжайшей секретности. Запрещались к разглашению все абсолютно данные о темпах работ, о действительной длине моста и так далее и тому подобное — даже о расходе электроэнергии. Операторов перестали пускать на стройплощадку, все сооружения позакрывали щитами и маскировочными сетями — Петер пошел скандалить к советнику, и вместе они, два приятеля, Гуннар и Петер, — пошли к генералу. Генерал, однако, оказался тверже, чем предполагалось. Он объяснил, что на стройке, помимо интересов министерства пропаганды, присутствуют еще и интересы военного ведомства, которые- могут оказаться под угрозой из-за утраты бдительности и, как следствие, утечки оперативной информации. Да, мероприятия, направленные на пресечение утечки, создают определенные трудности для хроникеров, но что поделаешь, война есть война, а на войне без трудностей не бывает, придется смириться, но до окончания работ никакие данные не подлежат огласке, нет, Гуннар, и не проси, даже ради тебя, я все понимаю, но нет. Пусть твои ребятки займутся лучше освещением быта саперов, их боевой и политической подготовкой, внимательнее отнесутся к проблемам внедрения новой религии — а здесь еще немало проблем, старое все еще цепляется за души людей и тормозит их духовный рост и развитие. И преображение. А что касается самого моста — то нет. Не положено. Может случиться утечка информации.

— Вот так, Петер, — сказал господин Мархель, разводя руками. — И ничего не поделать, он здесь хозяин.

— Не расстраивайся, подполковник, — сказал генерал. — Наплюй ты на это железо. На людей, на людей внимание обращать надо. Люди — вот настоящее железо!

В быт саперов Петер вгрызался яростно. Материалы Шанура — кроме тех, под мостом, конечно, — погибли, поэтому Петер изо всех сил стремился наверстать потерянное. Он знал, что не сможет сделать это так, как Шанур, так неподкупно точно и с такой любовью, что-то внутри него придерживало изредка руку и отводило глаза, но — он стремился, и иногда получалось. Приходилось, конечно, снимать и парадные сцены: новые и новые моления у статуи Императора, все более гладкие и вычурные, приторные, как сахарин; построения и зачитывания приказов; развод караула; обход генералом позиций артиллеристов; награждения. Но чаще — сцены из обыденной жизни, текущей совсем иначе, чем жизнь показная, парадная, иначе и отдельно. Еда; сон; сапер стирает портянки; сапер штопает шинель; четверо саперов дуются в самодельные карты, проигравшего лупят картами по ушам, остальные хохочут; сапер сидит на табурете, другой, мальчишка с изъеденным оспой лицом, на широкой струганой доске кусочком угля пишет его портрет; несколько саперов стоят сзади и тихонько, чтобы не помешать, спорят; голые саперы выбегают из бани и катаются по снегу; черные, как черти, копаются в моторе трактора; собравшись в кружок, травят анекдоты. Петера охватывала тихая злость, когда он чувствовал, что ему начинают позировать, — но обрести с саперами былую бесплотность ему не удавалось, то ли сил не хватало после болезни, то ли еще чего… Петер чувствовал перемену отношения, между ним и саперами появился ледок настороженности, прозрачный, тоненький и холодный. Несколько раз его буквально судорога сводила от внезапно возникавшей преграды между ним и людьми — будто они, люди, внезапно прозревали в нем что-то опасное или омерзительное, но старались не показать, изо всех сил старались не показать, и у них получалось, но все силы тратились на это…

Однажды утром возник подполковник-адъютант и сопроводил полуспящего Петера к генералу и господину Мархелю. Когда Петер вошел, генерал и советник сидели молча и понурившись.

— Проходи, Петер, — сказал советник. — Вот решаем, как быть…

— Что стряслось, Гуннар? — спросил Петер.

Генерал криво усмехнулся, а господин Мархель пожал плечами.

— Плохо дело, — сказал он. — Император требует, чтобы мост был сдан немедленно. Мы вот тут помозговали и решили…

— Другого выхода у нас не было, — сказал генерал.

— Другого не было, — подтвердил господин Мархель. — Тем более что все материалы погибли. Так вот, решили сделать макет моста, так, скажем, в одну пятидесятую натуральной величины, и снять его. Такой, понимаешь ли, трючок. Откупимся от начальства, а там потихоньку и настоящий закончим. Как ты думаешь?

— Мне то что, — сказал Петер. — Снять-то что угодно можно.

— Верно мыслишь, — сказал генерал.

— Главное, чтобы там не узнали, — сказал господин Мархель и ткнул пальцем наверх.

— Не захотят — не узнают, — сказал генерал.

— Это точно, — сказал Петер.

— Да, но это не все, — сказал господин Мархель. — Если бы только это… Видишь ли, его, — он показал на генерала, — хотят сделать этаким мальчиком для битья, все у них приготовлено — вызывают в столицу и… ну, сам понимаешь. Мы тут подумали и решили: а что, если…