Александр Етоев - Обратная сторона Земли

Он подошел к нему и ударил кольцом о камень. В стене открылся проход, и Тимофеев, стуча по плитам, прошел под низкие своды. Он оглядел исподлобья стоящие вдоль стен сундуки, пнул ногой лежащую на боку табуретку и отер рукавом лицо. У стены на высоком помосте сидело странное существо – без возраста, без лица, с жидкими распущенными волосами. Беззубый рот его шевелился, а черные от графита пальцы сжимали сточенный карандаш.

– Как работа? Что-то не вижу трудового энтузиазма. Раньше ты была попроворней. Небось, пока меня нет, с Мокрым шашни разводишь?

Она ответила ему равнодушно стершимся, как и зубы, голосом:

– Работа от меня не уйдет. С чем, братец, пожаловал?

– Дерзишь, сестренка. Так-то встречаешь братца. Будто я в своем доме больше и не хозяин.

– Как пожаловал, так и встречаю. Не больно ты сегодня приветлив.

– Сестренка, сердце дрожит. – Тимофеев поднял табурет и уселся, обхватив плечи. Глаза его затянулись морщинистой кожей век. – Вот ведь как вышло. Жил себе жил, а пришел дурак на мою голову, так хоть гроб себе колоти.

– Дожили – о гробе заговорил. Ты, братец, будто сегодня родился. Что тебе написано на роду? Служить до скончанья века. Вот и служи, не ной. Лучше о том думай, как не допустить пришлого к девке. А то – гроб, сердце… Да пришлый мягкий, как воск, лепи из него хоть черта. Правильно говорил Каин-Фогель, чтоб его черви съели, – ничего твой дурак не понял. Такого дурака обхитрить – только ленивый не сделает.

– Каменный был не ленивый.

– Не о нем речь. Фогель вон тоже не поленился. А Вдовый твой – хуже Фогеля. Тот хоть смердит открыто, а этот из-под хозяйского крылышка.

– Вдового больше нет, я его отправил на пенсию. Знаешь на Камень-острове большой раскольничий крест? Там он теперь, в кресте.

– Что-то я тебя, братец, не узнаю. Подобрел что ли?

– Перестань, сестренка, – болит. И не болтать я с тобой пришел, а о деле подумать. Книга – вот мое дело.

– Трудное дело.

– Все дела трудные, легких у меня не бывает.

– Книга ни в огне не горит, ни в воде не тонет. Слова в ней не стираются, и в чьи она руки попала, тому и служит до смерти.

– Это, сестрица, я и без тебя знаю.

– Уничтожить ее может только один человек на свете – ее хозяйка. А ты знаешь, что может быть, если она встретится с Князем. Тогда уже ничем не поможешь. И про гроб – не то что теперь – запоешь в полный голос.

– Может быть, а может и не быть. Меч! Если между ними ляжет на ложе меч, то и греха не будет. И этот же меч, если умело с ним обойтись, – убьет дурака Князя.

– Ты все хорошо задумал. Дело за малым – освободить девку. Не сюда же его вести, в твой дом. А если освободить девку, да отправить ее наверх, да устроить им, голубк[/]ам, встречу – много чего может за это время случиться. То ведь город. Хоть и ты в нем хозяин, да сторона-то подсолнечная, изменчивая.

Тимофеев поднялся на ноги.

– Книга – она одна не дает мне покоя. Я пятую ночь не сплю, а вчера заснул на минуту, так приснилось, как меня жрет обезьяна.

– Знаешь что, братец, – ответила сидящая на помосте. – Видно, крепко в тебя запала эта шальная мысль. Но сперва сделай, что делал. Попробуй уморить его так.

Туманный текст завораживал. И так и этак пробовал его читать Князь, и по-прежнему он оставался собранием невразумительных символов, неразрешимых загадок и неясных поэтических аллегорий. С одной стороны, фраза… ну хотя бы такая – на четвертой странице вверху:

– с оглядкой на события этих дней, к нему отношение имела. «Меч – в помощь». Меч, действительно, был, и чудо с мечом происходило у него на глазах. Фогеля меч спас, Фогель вспоминал о мече не однажды, мало того, он, Князь, с Фогелева благословения назван господином меча, а значит, его повелителем. Это так. Здесь текст «Повести» худо-бедно увязывался с контекстом жизни. Но ведь, в принципе, любое такого рода иносказанье можно прикладывать к частной человеческой жизни и толковать события так, как положится толкователю на душу. Что и делается со времен Ноя как пророками самолично, так и разноречивым скопищем комментаторов и комментаторов комментаторов. А что дальше? То есть как читать Книгу жизни о тех событиях, которым срок еще не пришел? Про меч еще ладно, хотя попробуй растолкуй кто-нибудь Князю скрытый смысл таких строк о мече:

Или далее:

Или длинное многоточие, заканчивающееся одним-единственным словом: лед.

Из тумана неразгаданных смыслов выступила человеческая фигура. Князь сидел в окраинной тишине, и шаги по траве за спиной, опеленутые мягкими стеблями, были тихи, как сон. Человек обогнул полукругом Князя и, выйдя из-за спины в лоб, нехотя ему козырнул:

– Так, – сказал он. – Документы, гражданин, предъявите.

Князь вначале не понял, потом до него дошло. Он достал помятую паспортину и вложил ее в сержантскую пясть. Сержант выел глазами чернильное содержимое паспорта и, должно быть, удовлетворившись, кивнул.

– Он-то мне и нужен. Березкин!

За спиной Князя послышалось шумное копошение.

– Этот, Березкин. Бери гражданина на мушку.

Сержант, убрав документ куда-то себе под мышку, сказал Князю весело:

– Давай-ка с нами в «козла». Только без этих… в общем, иди спокойно.

Князь поднялся, развел руками и спросил с виноватой улыбкой:

– А что я, собственно говоря, нарушил?

– В отделение доставим, там и узнаешь. А если по дороге задумаешь убежать, то у Березкина разряд по стрельбе. Верно, Коля? Так что имей в виду.

Дорога до отделения заняла минут двадцать. В машине пахло бензином, и всю дорогу сержант развлекал Князя разнообразными милицейскими подвигами. Князь, когда надо, кивал, но служал сержанта вполуха, больше его занимало собственное странное настоящее. Тень от человека в плаще незримо висела над ним, и он стал всерьез подумывать, не пора ли кончать с приключениями и расстаться с этим городом навсегда.

Переехали железнодорожное полотно, и, обогнув водонапорную башню, машина затормозила у двухэтажного кирпичного здания каменьгородской милиции.

В кабинете их уже ждали. Когда сержант распахнул дверь, сидевший за столом человек поднялся, с шумом отодвигая стул.

– Все спокойно, Теплов? Попыток к бегству, сопротивления – не было?

– Доставлен без осложнений. Спокойный товарищ.