Игорь Гор - Проект «Повелитель»

Никогда, как часто я употребляю это слово. Многое осталось в прошлом, многое, если не всё, что я знал, любил, чем дорожил. Ни родных, ни близких, всё в прошлой жизни. Работа, мая работа, которой я был фанатично предан… то же. В последний день бросив своих, я бежал на работу. Нет не работать, а лишь украсть пару ампул для жены и сына. Я всё ещё наивно надеялся прожить с семьёй долго и счастливо. Раствор помог бы организму бороться с неизбежными последствиями радиоактивного заражения. Я истово верил в его силу, и испытал его на себе… Однако, существовал огромный риск побочных эффектов, и я долго колебался перед выбором между смертью и неизвестностью, таившей в себе возможно ещё более мучительную смерть или жизнь в измененном непривычном состоянии. Нерешительность меня и погубила. Поздно, поздно принял решение, поздно его воплотил. Две ампулы в защитном чехле в нагрудном кармане. Но тех, кому их нёс уже нет… У меня никого и ничего не осталось. Да же работа. Осталось здание, в которое я теперь не могу зайти, мертвое здание. Система безопасности сработала по уровню — А, и работает до сих пор, выжигая всё живое и неживое то же… Уровень угрозы — А, это антибиотик… Сотрудники говорили, что если антибиотик сработает, живого не останется ничего, да же на уровне микроорганизмов. Система была разработана и установлена на случай нападения на объект и его захвата, а так же на случай, если подопытные вырвутся из лабораторий. Лаборатории занимали пять этажей в подземной части здания….

Старик бинтовал палку пропитанной в смоле и солярке тряпицей.

— Кошки, пожалуй единственные животные к каким у меня сохранилась привязанность.

Гордые, независимые, грациозные, отличные охотники, не смотря на свой нрав они по прежнему жмутся к человеческому жилью. Собаки были ещё более зависимы от человека, в своё время но посмотри, что с ними стало… Объединились в стаи, безжалостных убийц. Стадность, так присущая некоторым животным, часто выдает не слишком хорошие качества… и у человека в том числе.

Кошка — ярый индивидуалист и коллектива не терпит. Вот, посмотри на него, — Дед кивнул в сторону серого дымчатого кота, сидящего на спинке кресла и безучастно, наблюдающего за процедурой изготовления факела.

— Он приходит и уходит когда ему вздумается. Пропитание добывает себе сам и от меня не зависим. И тем не менее ни за что не ляжет спать, пока я не лягу. Почитать не даст вечером, собака такая, лезет на руки, мурлычет, утаптывает лапками, может да же укусить, если я не иду спать. И он не успокоится, пока я не прилягу, и он не умостится на моей груди. Я искренне люблю этого проказника, но я совершенно не уверен, любит ли он меня или просто нуждается в моей любви. Впрочем, однажды, когда обломком плиты завалило мою дверь, и я думал, что помру тут с голоду, он таскал мне крыс. Представляешь Максим, утром просыпаюсь, а у кровати в рядок аккуратно разложены пять крыс. Я взял этого бродягу на руки и плакал… — Старик промокнул уголком рукава глаз, и продолжил: — К счастью долго моё заточение не продлилось, старый знакомец нашёл меня и вызволил из заточения. Как давно это было… Лет двадцать назад.

Я покачал головой, выходило, что коту по кличке Душман более двадцати лет. Не знаю, сколько они живут, но склоняюсь к мысли, что Душман ровесник Хаймовича. Может долголетие заразно? Может это мне надо спать на груди Хаймовича, и ещё лет тридцать протяну? Ну уж нет, лучше я посплю на груди тёти Розы, она конечно, не та к которой лет семь назад мы ходили становиться мужчинами.

Впрочем, сейчас к ней никто кроме меня не ходит, не знаю, почему так, но так.

Тут я проглотил взявшийся из ниоткуда комок в горле. Молодые — они все в кланах и стоят не меряно. В клане Джокера говорят, такие красотки есть — посмотришь и уже оргазм наступил. Со мной, кстати, помимо еды красоткой рассчитаться должны были. Ох, не к добру я это вспомнил на ночь, глядя, неудержимая сила повлекла меня к тёте Розе. Да не такая уж она и старая, — подумалось мне, — ну за тридцать, так и мне не двадцать.

Забилось сердце, и сидеть как-то стало не уютно. Кто-то подошёл к тайному входу.

Что-то знакомое в образе мелькнуло. Скрипнула отпираемая дверь. Ну, понятно кто так по хозяйски без стука припёрся.

— Вечер добрый Хаймович! И ты Толстый здесь?

В дверях криво улыбаясь, стоял Косой.

— Добрый вечер! — обернулся на звук Хаймович.

— А где мне ещё быть? — с некоторых пор мы с Косым друг друга недолюбливали, что впрочем, не мешало оставаться друзьями.

— Ну, к примеру, тётю Розу давить, или пулемёты для Джокера свинчивать..

— Во как! И про пулемёты уже знаешь.

— Слухами земля полнится… Вернулся к Джокеру один полоумный без подельников, но с пулемётом. Говорит, что съел ты обоих, и с хабаром невиданным свалил. Да уж понятно куда … Вот я и не ошибся. Ну, хвастайся где второй пулемёт, для лучшего друга поди припас … а …?

Странно смотрел Косой, вроде на тебя смотрит, а глаза в угол таращатся.

— К-хм, — откашлялся старый, — Что вы всё о делах, давайте мальчики я вам чая налью, и поговорим неспешно.

— Чая, это можно… не водка, но сойдёт. Я и гостинец вам прихватил, сахар..

— Иди, ты? — дед оживился и подался носом вперёд, — Срочно ставим чайник. Там дровишки у буржуйки ещё есть?

Дровишки у печки лежали, и дед принялся колдовать с чайником. Косой же занял дедовское кресло, взглянув мельком на готовые факелы, вытянул ноги.

— Ну, колись дружбан, чего притаранил?

Мне было уже понятно, чем дело кончится, дело кончится походом и снятием второго пулемёта. Объяснять Косому, что пулемёт ремонтировать, что Штыря реанимировать, бесполезно. Пока сам не увидит, да пока ему старый десять раз не подтвердит, не поверит.

Была у Косого ещё какая-то тайная мысль засевшая занозой в его голове, но выдавать её он не собирался, и я не стал шибко откровенничать. Обрисовал в общих чертах, поход.

Подкинул ему ржавый АК и ПМ, которые он с любопытством осмотрел.

— Значит этим, — держа ржавый пистолет в руках спросил Косой, — Ты на понт Дюбеля и взял? Да он, правда, без мозгов на такую железяку повелся…

Косой хохотнул. Что-то удержало меня похвастаться, вытащить из-за спины рабочий ствол, и я криво, не хуже Косого улыбнулся. Про здание и наши с дедом планы по этому поводу, речи и быть не могло, как и гибель подельников, я обошёл стороной.

— Значит, этот дурачок тебе поверил?

— По крайней мере он не рискнул, боеспособность проверять….

Чайник, гундося, засвистел. Хаймович сполоснул чашки, терпеть не могу эту его расточительность. За водой идти бог знает куда, а он чистоту соблюдает.

Разговор переходил в завершающую фазу.

— Косой, эти двое с тобой?