Александр Розов - Чужая в чужом море

— Боюсь, лучше мне не спрашивать, о чем вы с ними намерены договариваться.

— Это ты зря, — ответила Лакшми, — у нас там есть и гражданская тематика. Бионика, океанография, геология дна. Ты знаешь, что зеленые черепахи пересекают океаны с постоянной скоростью 10 – 20 узлов, и ныряют на глубины до 1400 метров? А что у каждой зеленой черепахи есть родина, и леди–черепаха каждый сезон возвращается именно на свой родной остров или атолл, чтобы заняться сексом и отложить яйца? Представь: она плывет для этого иногда за полторы тысячи миль!

— А почему другие острова ее не устраивают? – поинтересовалась Жанна.

— Пока не знаем. Но это ведь не просто так, верно? В этом есть какой–то практический смысл. Зачем–то они собираются на эти фестивали соотвечественников. И аборигены зачем–то копируют эти фестивали. Я имею в виду, местные сексуальные ритуалы.

Доктор Рохо Неи похлопал Жанну по плечу.

— Я ведь тебе говорил о ритуалах, не так ли? Вот, пожалуйста. Жалко, что ты не видела этот фестиваль, он всего два раза в год. Впрочем, есть и другие ритуалы на ту же тему.

— Расскажешь подробнее? – спросила она.

— Разумеется. Еще и видео–ролики покажу. А что еще нам сообщит матрос Дсеи?

— Ну… — Лакшми снова задумалась, — Вообще вся здешняя farm–life. В смысле, не только дома–деревья, плантации водорослей, морские коровы… Хотя, и это тоже. Оно какое–то игрушечное. Если хочешь знать мое мнение, то аборигены как–то слишком срослись со своей культурной флорой и фауной. Типа, не вдруг поймешь, где заканчивается фауна и начинаются фермеры. Я не против того, чтобы быть ближе к природе, но… Короче, эти ребята, вроде бы, образованные, толковые, но как они обходятся без частной жизни? Ты заметила – тут ни у кого нет даже своего угла. Я раньше такое видела только в секторе Западно–Новогвинейского моря, где первобытные люди, как в учебнике экоистории.

Жанна кивнула в знак полного согласия.

— Да, меня это тоже поразило. На мой взгляд, это самое неприятное в коммунизме. Люди здесь лишаются индивидуальности.

— Нет, Жанна, — возразила матрос, — Тут ты здорово ошибаешься. Эти аборигены, сплошь яркие индивидуальности. Но они все нараспашку, даже в смысле настроения. Абориген встает утром и рисует у себя на коже рисунок: под настроение. Видела, наверное?

— Да, — подтвердила канадка, — Занятный обычай. Может быть, они так компенсируют отсутствие одежды. В других обществах люди одеваются под настроение, не так ли?

— Может быть так, а может, и наоборот. В смысле, мы компенсируем тряпками разного фасона то, что не умеем выражать рисунками на коже. Рисунок индивидуальнее, чем одежда, ага? И еще: у аборигенов все хозяйство устроено так, чтобы каждый научился делать любую работу. Но это ни хрена не лишение индивидуальности. Каждый из них подходит к любой работе по–своему. Это для аборигенов принцип жизни: их хлебом не корми, только дай сделать что–то этакое. Ты ходила в их публичную жральню?

— Да, — Жанна невольно улыбнулась, — креативно, ничего не скажешь.

— То–то и оно, — сказала Лакшми, — каждая смена готовит по–своему, и изобретает свои приколы про то, что приготовила. Или эти их авиа–кондомы.

— Что–что?

— Inflatable wings, — пояснила та, — Надувные флайки. Ты видела, сколько здесь летает разных моделей? И треугольники, и ромбы, и диски, и вообще какие–то растопырки. Каждую такую штуковину нужно придумать, рассчитать, расчертить выкройку, потом собрать и склеить все это. Короче, охеренная гора усилий мозгами и руками. А они от этого прутся. Или дойка морских коров. Тут, казалось бы, ничего не придумаешь: одна корова, две сиськи. А они и тут делают что–то прикольное. Ладно, коровы – это фауна, они живые, интересные. Но возьмем чистку сортиров. Тебе бы пришло в голову сделать говнокачку, на которую смотришь и покатываешься со смеху? Нет. И мне — нет. Такие дела. А знаешь, в чем фокус?

— В чем? – спросила Жанна.

— В том, как у них все устроено с детьми. Как они с ними играют. Как они их учат. Как рассказывают про все вокруг. С детей этот креатив и начинается. Я тебе точно говорю.

— Да, — согласилась канадка, — Они учат детей довольно необычно. Но то, как они их делают – еще более… Даже не знаю, как сказать…

Лакшми легкомысленно махнула рукой.

— Это, как раз, не важно. Если хочешь знать, в каждом community свой экстрим. Где–то охотятся на акул с ножиком, где–то катаются на виндсерфе в шторм, а тут – вот так.

— Нет, важно! Это разные вещи – рисковать своей жизнью и рисковать жизнью бедняг, которые слишком малы, чтобы… Это безответственное отношения к младенцам…

— По ходу, если смотреть под таким углом, то вообще не надо никого рожать, — сказала Лакшми, — Прикинь: планета – отстой, люди – говнюки, война, глобальное, joder conio, потепление. Вся галактика какая–то кривая. Хули детям делать в такой вселенной?

— Наверное, я неправильно выразилась, — ответила Жанна, — Честно, говоря, я просто не знаю, как это назвать, но это кошмар. Сначала этот обряд с тремя мужчинами – знаешь, одно это уже унизительно. А потом эти чудовищные животы. Я удивляюсь, как можно двигаться с таким животом. Несчастные девчонки, зачем им это надо? А эта россыпь младенцев размером с котенка? Не может ничего нормальное так ужасно выглядеть!

— Что ты на меня наезжаешь, как будто я все это придумала? — спокойно спросила фок–марсовый матрос, — Я же говорю: это экстрим. Мне это тоже не нравится. Но что делать, если у этих ребят такая религия? Они думают, что это, типа, их личный вклад в светлое будущее. Херня, по–моему, но может быть, я просто чего–то не понимаю в этой жизни. По–любому, они не нарушают Хартию, а остальное – их личное дело.

Канадка почувствовала, что краснеет от возмущения.

— Значит, личное дело, да? А этих детей, рождающихся пачками, тебе не жалко? На них что, не распространяется ваша Хартия? На них плевать? Они – законный объект каприза сумасшедших мамаш с безумным религиозным фанатизмом?

— На счет детей, это ты зря, — заметила Лакшми, — О детях они очень заботятся. Никак не меньше, чем в других местах. Скорее, даже больше. Они все время возятся с детьми, это тоже часть их религии. Физкультура, обучение, и все такое прочее. Со мной в учебном подразделении был мальчишка с Элаусестере. 16 лет. Минимальный возраст контракта. Они отсюда часто идут в армию, потому что хорошо к этому делу приспособлены.

— Идеальное пушечное мясо? – скептически уточнила Жанна.

— Ни хрена себе, ты сказала… — Лакшми повернулась к Рэббиту, — Кэп, мне можно тут излагать свои выводы про этого парня, или это будет против инструкции?

Капитан в некотором недоумении развел руками.

— Матрос Дсеи, ты свой контракт читала? Там дан исчерпывающий перечень секретной информации. А чем ты занималась с парнями в свободное время, и как ты этих парней оценила – это твое личное дело. Можешь поделиться. Это даже интересно.