Николай Романецкий - Обречённый на любовь

Вот и награда за сегодняшнее поведение, сказал он себе. Знать бы только — за что!.. Неужели за вышибленную дверь?

Коробочка оказалась футляром прибора, который во Внеземелье обзывали «индикатором смерти». В малонаселенных мирах — типа спутников больших планет — по заданному генокоду этот прибор был способен определить, присутствует ли в районе его действия обладатель заданного кода. Разумеется, обладатель кода должен быть живым: у трупов генокод отсутствует. Поэтому, если, скажем, на каком-нибудь Ганимеде исчезал вдруг человек, поиски продолжались до тех пор, пока «индикатор» показывал, что обладатель данного кода где-то рядом, на этом самом Ганимеде. К сожалению, на Земле, с ее плотностью населения, прибор был бесполезен из-за паразитных шумов. Если только вы не ищете свою жену в пустыне…

Калинов ввел в индикатор три контрольных кода: свой, Виты и Крылова. И не удивился, когда прибор указал на наличие в данном «мире» обладателей всех трех кодов. Что ж, сказал он себе, значит, Зяблик все-таки раздобыл где-то дисивер. Ладно, Игорек, посчитаемся… Во всяком случае, теперь ясно, что болтаюсь я тут не зря!

Он улыбнулся: уж последнее-то было ясно с самого начала… И тем не менее, за что же награда?

Калинов сунул прибор обратно в сумку и снова взгромоздился на коня. И за первым же поворотом чуть не задавил одинокого пешехода, едва успевшего убраться на обочину.

Это был сутулый, костлявый, бородатый старик с трясущимися руками и слезящимися глазами. Одет он был в рубище и брел Калинову НАВСТРЕЧУ.

Калинов остановил каурого:

— Что же это вы, дедушка, шагаете посреди дороги? Так ведь и под копыта угодить недолго.

Старик достал из складок одежды грязный, но по-современному выглядящий носовой платок и высморкался.

— На этой стезе, сынок, я еще ни одного конька не встретил. Твой первый… А уж, почитай, целую седмицу шагаю.

— Издалека шагаете-то, дедушка?

Старик пожевал губами, словно не слыша, потом проговорил:

— Издалека.

Калинову показалось вдруг, что где-то он уже видел этого замшелого старца. Как знакомы эти слезящиеся глаза!..

— А не встретились ли вам двое: мужчина и женщина?

Старик посмотрел прямо в глаза Калинова, и тому стало не по себе: словно в душу заглянула смерть.

— Видел я тех двоих, — сказал старик. — Мужик, собой странен, и баба с ведьмиными очами.

— Мужик, собой странен, — повторил Калинов. — На меня похож, да?

— Похож. Но не ты.

— А давно они вам встретились?

— Сразу после обеда. — Старик зашагал дальше, как будто внезапно потерял всякий интерес к разговору.

— Как после обеда? — воскликнул Калинов. — Почему после обеда? Обед еще и не наступал.

Старик даже не оглянулся. Он неторопливо удалялся, костлявый, сутулый, и начало дороги — или ее конец? — бежало в пяти метрах перед ним.

И тут Калинов удивленно присвистнул. Таким стариком, несомненно, станет лет через восемьдесят Джос. Если доживет…

— Эй, Джос! — крикнул Калинов. — Остановись!

Старик продолжал уходить.

Ладно, подумал Калинов, топай! А мы сейчас твой генокод зафиксируем… А потом с генокодом самого Джоса сравним.

Он расстегнул сумку и пошарил в ней. Прибора не было. Калинов растерянно оглянулся.

Старика уже и след простыл. И дорога снова начиналась сразу за спиной. И солнце, действительно, садилось: в лесу темнело. Тут старик был прав — обед явно миновал.

Калинов хотел удивиться. И не удивился. Значит, все, что должно было случиться с ним сегодня на дороге, уже случилось. И что-то случилось еще… Что-то такое, от чего сегодняшний круг оказался изрядно урезанным. Вот только гостиницы почему-то поблизости не наблюдалось. Уходящая в сумрак дорога, немеркнущая звезда над ней, тревожно шепчущийся вокруг лес.

Гостиницу он обнаружил уже ближе к ночи, когда над ним навис беззвездный черный экран. Впрочем, пройти мимо такой гостиницы было попросту невозможно: она сияла, как рождественская елка. Ее бы следовало заметить за несколько километров, но она возникла на обочине неожиданно и близко. Словно кто-то поднял театральный занавес и открыл, наконец, требуемые декорации. Наверное, всю эту иллюминацию просто не включали до его приближения. Или саму гостиницу построили минуту назад.

В любом случае, это была громадина в несколько десятков этажей. Огромная, светлая, просторная. И безлюдная. Во всяком случае, когда двери перед Калиновым отворились, его никто не встретил: швейцаром и не пахло. Портье за стойкой тоже не пахло. И никто не выбежал принять у постояльца чемоданы. Слава Богу, не пахло и чемоданами.

Встревоженно заржал оставленный снаружи каурый. Заржал и замолк. Процокали, удаляясь, копыта; все стихло. Калинов подошел к стойке. На стойке одиноко устроился ключ с большой биркой. На бирке сияли три семерки. Ключ на стойке смотрелся откровенным пижонством: в отеле подобного класса должны быть магнитные дактилозамки. Ладно, нам не трудно дверку и ключиком отпереть. Калинов схватился за бирку и растерянно оглянулся, надеясь, что сейчас из-за какого-нибудь незамеченного угла вытащится знакомая одноглазая физиономия.

Лихо не появилось, но зато справа от стойки с легким шипением разинул свою пасть лифт. Как голодный бегемот. Легкомысленно помахивая ключом, Калинов вошел внутрь. Бегемотьи челюсти сомкнулись и снова разомкнулись. Калинов оказался в самом обычном гостиничном коридоре. Тут тоже никого не было. Ноги вязли в длинноворсном ковре. Коричневые стены убегали в бесконечность. Тишина призывно, по-женски раскрывала свои объятия. Пришлось сдобрить ее насвистыванием — иначе становилось слегка страшновато.

А вот и номер семьсот семьдесят семь. И тут Калинов понял, что сегодня все будет хорошо, сегодня он обязательно увидится с женой. Уж очень встретиться захотелось! Тем более что уже три ночи пришлось спать одному, а либидо, оно, знаете ли, не награда за послушание. И вообще…

Он открыл дверь с тремя семерками. За дверью оказался самый обычный гостиничный номер — ничего похожего на знакомую холостяцкую квартиру. Вот только номеру этому явно не хватало рук горничной, даже постельного белья в шкафу не нашлось. Калинов вышел в коридор и постучал в соседний номер: надо же у кого-нибудь узнать, какие здесь порядки. На стук никто не откликнулся. Калинов постучал еще в несколько номеров — с тем же успехом. Ладно, можно поспать и без свеженьких простынок, главное — душ принять. Калинов вернулся к трем семеркам, взялся за ручку. Слева что-то мелькнуло. Он резко повернул голову.

Коридор теперь бесконечным не был. Теперь он упирался в перпендикулярный коридор, образуя два угла, и за правым углом быстро скрылась мужская фигура. Быстро, но не настолько, чтобы Калинов не узнал шпиона.