Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения)

Я лежу на диване, и рядом, на столе, красный телефонный аппарат. Толку от него как от пьяного ежика — третий день авария на линии, и судя по всему, чинить не торопятся, люди же еще в отпусках.

А потом аппарат взрывается непривычно низким, мрачным гудком. Я подскакиваю, книжка валится на пол, почему-то я все никак не могу схватить трубку, хотя она рядом, руку протянуть… И что-то обрывается внутри, становится зябко, а телефон трезвонит, и это даже не звон, это рычание, хищное, голодное…

— Я слушаю! Алло! — кричу я в трескучую тишину.

— Костя? — слышится скучный, совершенно незнакомый голос. — Плохо ты себя ведешь, Костя… Тебя предупредили, по-хорошему, гуманно… А толку? Ты трубочку-то не клади, ты послушай. Ты когда конвертик наш получил? Правильно, в июне. А сейчас что? Угу, август. Два месяца ты думал, да, видать, ничего не надумал. Где твое заявление?

— Кто это? С кем имею честь? — я пытаюсь говорить жестко и уверенно, но выходит лишь сдавленный писк.

— Чести ты не имеешь, Демидов, — усмехаются в трубке. — Но вдобавок, не имеешь еще и мозгов. Короче, если до конца недели не увольняешься и не платишь положенный штраф, будет плохо. Звонить больше не станем. Только вот с родителями попрощаться не забудь… Все, Демидов, салют! Конец связи.

И короткие гудки, острыми иглами в ухо.

Несколько минут я тупо сижу на полу. Потом резко хватаю брошенную на рычаг трубку. Там ватная тишина. Ни шороха, ни писка. Авария, линия обесточена… И мне, наверное, почудилось… Только вот валяется на паркетном полу книга, страницы смялись, а солнце за окном еще висит, еще лижет огненным краем горизонт. И веет легким ветерком от раскрытой двери балкона… Вьется под потолком, зудит одинокий комар…

Значит, до конца недели? Увольняйся, значит, гони три штуки зеленых? Как же! Разбежались!

Я встаю, поднимаю пострадавшую книгу, отряхиваю от возможной пыли страницы. Включаю настенное бра — в комнате стало слишком темно… Выдергиваю телефонный шнур из розетки — просто так, сорвать злость. Какая теперь разница?

Ну и как прикажете сие понимать? Такого не может быть, потому что не может быть никогда? Выбросить из головы? Нет, применяем бритву Оккама. Отстаиваем рациональную картину мира. Ну, телефонный звонок, хотя линия обесточена. А что значит «обесточена»? Это значит, ведутся восстановительные работы. Кем ведутся? Правильно, людьми. В том числе и заинтересованными. Наверняка у этих бандюг имеется свой человек на АТС. На пару минут подключился, позвонил, нагадил в трубку — и снова отключил питание. Или более изощренный вариант. Техника, воздействующая на неподключенный аппарат. Какое-нибудь пульсирующее электромагнитное поле генерится… Если и фантастика, то ближнего прицела. Говорят, спецслужбы такое уже применяют.

Да, все объяснимо. Если найти объяснение… Наверняка и Вибрация Великой Струны — тоже какая-то секретная разработка, типа инфразвуковых излучателей с тщательно подобранными параметрами. Создается гипнотический эффект, и…

— Стой! — раздался приглушенный голос Жени. — Пришли.

— Сейчас тихо! — шепнул подобравшийся сзади Кузьмич. — Сейчас ни одного слова, кроме как по моей команде.

Перед нами — массивная железная дверь. Замочной скважины в ней не видно. Впрочем, несложно догадаться, что такие двери запираются иначе.

Кузьмич, вывернувшись из-за моего плеча, подошел к двери, несколько секунд стоял неподвижно, затем извлек откуда-то маленькую деревянную дудочку. Потом обернулся к нам, предостерегающе поднял палец — и заиграл. Вот уж не думал я, что из дешевой игрушки можно извлекать такую чистую, прозрачную мелодию.

Спустя секунду-другую дверь беззвучно дрогнула — и поползла в сторону. Открылся темный проем, дохнуло холодом.

— Сюда! — глазами показал Кузьмич.

И мы шагнули в плотную, густую тьму.

Сперва ничего не было. Потом, медленно и словно нехотя начал разгораться свет. Сперва едва заметное зеленоватое мерцание, точно от гниющего дерева, потом пляска лазурных огней перед глазами, клочья лилового тумана, пронизанные яркими голубыми лучами — и вот уже видно стало как днем.

Оглядевшись, я беззвучно охнул.

Мы стояли в Мраморном зале. Те же черно-зеленые, в узких прожилках стены, те же дуги люминесцентных ламп, тот же расчерченный на метровые квадраты пол. Разве что не было молчаливых людей в лазоревом и не стоял на возвышении судейский стол. Зато, как и в прошлый раз, опрокидывалась с потолка острая пирамида-метроном, и сухие четкие удары разрезали застывший холодный воздух.

Но было и новшество. Тонкая прямая колонна, вырастая из пола, уходила в полутьму потолка и терялась там. Впрочем, слишком уж тонка эта колонна. Не толще каната. Не сравню с корабельным, не доводилось видеть, но в любом спортивном зале есть такой же.

От колонны исходил слабый, но все-таки заметный свет. Голубовато-лазоревое сияние, некая полупрозрачная дымка. Странная, совершенно неуместная аналогия пришла мне в голову. Бледная поганка на длинной тонкой ножке. Настолько длинной, что и шляпки не видать, теряется на фоне потолка. Или сам потолок и есть шляпка чудовищного гриба?

— Мы пришли! — медленно проговорил Кузьмич. Тяжелые слова, точно гири, падали на черно-зеленый пол. — Мы пришли, и с нами — Приходящий, взыскующий твоей музыки, Струна. Он отрекся от зла и суеты внешнего мира, просты его слова и чисты намерения. За его плечами исполненный скорбей путь, но сердце горит светлым пламенем любви. Мы, недостойные твои служители, рассудив по-земному, приняли решение. Но что наши мысли пред твоей волей, Струна? Скажи свое слово, прими этого человека либо угаси его свет, наполнив последней тишиной.

Он замолчал, но эхо его слов долго еще кружилось по залу, отражаясь от слепых стен, вплетаясь сухой травой в размеренное щелканье метронома.

Потом Кузьмич обернулся ко мне:

— Гляди, Приходящий. Ты в зале Испытания, Великая Струна слышит тебя. Та, чьи вибрации порождают жизнь, свет, радость. Та, благодаря которой существует и наш мир, и множество других, звучащих в иных тональностях. Сейчас Струна заглянет в твою душу, впитает твою сущность и изречет слово. Знай — у тебя есть еще возможность повернуться и уйти. Ибо если Струна найдет в тебе скрытую тьму, ты не выйдешь из этого зала. Тело твое умрет, застынет горой праха, а душа отправится в басовые тональности, в темные миры Искупления. Если же Струна найдет в тебе свет, она прозвенит — и с той минуты ты полностью с нами. Решайся же, Приходящий.

Интересно, что же конкретно от меня ожидают? Я бы спросил, да Кузьмич сам не велел рта открывать. Оставалось лишь растерянно моргать.

— Если ты готов довериться воле Струны, просто подойди к ней и коснись рукой. Струна скажет свое слово — и либо зазвучит в тебе, либо…