Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения)

— С соседями попрощаться не хочешь? — спросила Лена.

— Да нафиг они мне… — Игорь, похоже, с трудом удержался, чтобы не сплюнуть на неметеный пол. — Они только и знают ругаться, что музыка громко. И наркоманом обзывают.

— А ты ни сном ни духом? — прищурился я, поудобнее перехватывая коробку.

— Нет! А что? — с некоторой паузой сообщил пацан, и пауза эта показалась мне подозрительной.

— Ты, котяра, смотри… — усмехнулся я. — Струна тебе помогает, но Струна о тебе и помнит… Узнаю, что травкой балуешься — задницу надерем, и мало не покажется. Ладно, пошли. Да не суетись ты, не мелькай, успеем за той коробкой. Дверь пока подержишь…

А вот как быть, если господин Абдульминов откажется нас принять, я и не подумал. И Кузьмич тоже хорош, не выставил мне соответствующую галочку. Но теперь, глядя на массивную железную дверь с глазком, я проклял свою беспечность. Когда готовились к акции, я о таких мелочах и не вспоминал, надеясь на Женю. Но сейчас Женя лежал на больничной койке, уставясь взглядом в запредельные сферы, и ничем не мог помочь, даже советом.

Правда, рядом стояла Лена, матерая, судя по всему, волчица, но просить ее о помощи мне совершенно не хотелось. Ладно еще Игорька внизу оставили, в машине. Нечего ему смотреть на наши разборки с Маратом Николаевичем. Педагогически вредно. Самое поганое, что минут через сорок должны подъехать грузчики. И что я им скажу? Кидать мыло на базу? Возможно, и придется, только неохота позориться. Ладно, оставим на крайний случай.

— Ну чего, Костя? Побеспокоим дяденьку? — вопросительно взглянула Лена.

— Слушай, я даже не знаю… А ну как пошлет он нас? Дверь-то не выбить, тут базука нужна. Эх, не догадался я милицейскую форму прихватить…

— Зачем? — удивилась Лена. — Господи, Костя, ну это же просто делается. Например, так. Смотри!

Двумя легкими касаниями она поправила прическу, провела ладонями по лицу — и как-то неуловимо преобразилась. Нет, никуда не исчезли острые скулы, не выправились мелкие неровные зубки, не удлинился разрез глаз. Но Лена вдруг похорошела, даже помолодела вроде и в тот же миг сама же растрепала собственную прическу, после чего надавила на кнопку звонка.

Несколько секунд ничего не происходило, потом послышались тяжелые шаги.

— Кто? — не открывая двери, поинтересовался мрачный баритон.

— Вы меня извините, — не своим голосом залепетала Лена. — Я ваша соседка. Вы понимаете у меня на кухне дверь заклинило, а муж на работе, а там молоко убегает… Мы замок туда поставили, когда у соседей свадьба была, они к нам через черную лестницу…

Продолжать историю не пришлось.

Раздался скрежет проворачиваемых запоров и дверь слегка приоткрылась.

Дальше все было быстро. Мне не пришлось даже дернутся, Лена все сделала в одиночку. Сильным рывком выдернула хозяина за порог — и тут же втянула обратно, но сама уже находясь внутри.

Я скользнул следом, аккуратно закрыв дверь и с интересом оглядел Абдульминова. Тот был облачен в роскошный халат, с грациозными дальневосточными драконами. Судя по всему, Марат Николаевич совсем недавно принимал ванну.

Сейчас он стоял, прижатый к стене, боясь пошевелиться. Причина понятная — правая рука Лены, скользнув под халат, сжимала главные его достоинства. Несильно сжимала, но вполне достаточно для приведения к нужному знаменателю.

— Ну что, Абдульминов, будешь себя хорошо вести? — сухо спросил я, разглядывая массивного, почти моих габаритов мужчину. А брюшко у него, кстати, куда основательнее… Пиво, небось, гиподинамия…

— А… у… ну да… — выдавил Марат Николаевич пересохшими губами.

— Вот и славненько, — заметил я. — Ну, что же мы в коридоре топчемся? Пойдем в комнату, поговорим. Разговор у нас намечается интересный…

Уже в комнате Абдульминов, усаженный в огромное, почти как у Кузьмича, кожаное кресло, угрюмо протянул:

— Я… Ребят вы что хотите, вообще?

Елена Ивановна суховато улыбнулась.

— Сейчас поймешь, Марат.

— Это с жилищем твоим новообретенным связано, — добавил я. — Документы на квартиру, пожалуйста.

Абдульминов попытался выбраться из кресла, но легким тычком был отправлен обратно.

— Не суетись, — пояснила Лена, — тебе двигаться вредно. Просто скажи где.

Секунду он соображал.

— Вон, в столе, в тумбе нижний ящик, там синяя папка…

— Очень хорошо, — откликнулся я, извлекая добычу. — Скажи им «Адью», больше ты их не увидишь… равно как и квартиры. Не дергайся, не дергайся, у нас мало времени. Через полчаса грузчики приедут, барахлишко твое вынесут и доставят, куда сам скажешь.

— Какого хрена? — пискнул Абдульминов.

— Грубо, Марат, грубо, — печально прокомментировал я, вытаскивая из кармана свернутую струну. — Тем более при даме. А суть, дорогой мой, в том, что ты здесь больше не живешь. Договор купли-продажи признан недействительным и аннулирован. Ибо осуществлен был с нарушением закона. Вот, — помахал я перед его носом объемистой пачкой бумаг. — Тут и документы от риэлтера, и заверенное объяснение нотариуса, и все твои расписки.

— Да вы чего, ребята, стебетесь? — вскинулся Марат. — Какого еще лешего? Да вы-то кто, какое у вас право?

— О правах заговорили… — лукаво протянула Лена. — Кость, объясни ему, убогому.

— А вот по какому, — помахал я перед его носом кончиком струны. — Ты знаешь, что это такое?

Абдульминов хмуро молчал.

— Так вот, ты хочешь посмотреть корочки? Ну ладно, взгляни. Может, наведет тебя на какие-нибудь разумные мысли.

Сунув Марату под нос развернутое удостоверение, я несколько секунд любовался недоуменным выражением его лица.

— Да… Непонятно? При чем тут какой-то зачуханный Фонд защиты прав несовершеннолетних? Ты прав, Марат, все на самом деле куда интереснее, но ты же хотел официальности? А насчет защиты прав — так оно все и есть. Ты купил квартиру, принадлежавшую мальчику, только-только вернувшемуся из детского дома. Согласно закону, мальчик не вправе еще совершать подобные сделки, он не достиг возраста полной гражданской зрелости, и потому продажей могли заниматься только родители или заменяющие их лица. Да, я знаю, что за двести «огурцов» мадам Артюхова из департамента опеки подмахнула соответствующие бумажки. Уравняв, кстати, одним росчерком трехкомнатную квартиру и конурку в коммуналке. Тем самым жилищные условия подростка были явно ухудшены. Не стыдно?

Судя по бешеным глазам Марата, кипевшее в его потрясенных мозгах чувство ничего общего со стыдом не имело. Пожалуй, будь я один, не обошлось бы без криков и рук. Но Лена, похоже, внушала ему непреодолимый ужас. Ручаюсь, таких женщин он до сих пор не встречал.

— Да я что, знал, что ли? — хмуро пробормотал он, глядя в пол.

— А вот теперь имеет место явная ложь, — с удовольствием заметила Лена. — Ты прекрасно знал, Абдульминов, кто здесь прописан, ты его видел, когда вы пятнадцатого апреля в двадцать ноль-ноль, в компании с представителем фирмы «Комфорт-А» и с участковым уполномоченным явились осматривать площадь. Напугали ребенка до полусмерти…