Тим Хэй - Отряд скорби

Карпатиу остановился, как он делал всегда, ожидая, не клюнет ли Бак на наживку. Бак не стал тянуть с ответом.

— Тут есть над чем подумать, — ответил он.

— Одну минуту, Бак, — сказал Карпатиу и позвонил Хетти. Вызвал он ее каким-то необычным способом, потому что вместо того, чтобы ответить по селектору, она просто появилась в дверях за спиной Бака. Он обернулся, и она кивнула ему.

— Мисс Дерхем, — сказал Карпатиу, — пожалуйста, поставьте в известность доктора Розенцвейга, мистера Планка и президента Фицхью, что мой график немного сдвигается. Я думаю, что мне понадобится еще минут десять здесь, потом еще десять с Хаимом и Стивом, так что в Вашингтоне мы будем около пяти.

— Хорошо, сэр.

Рейфорд оставил свою машину на стоянке аэропорта «О'Хара» и быстро прошел через терминал в подземный контрольный центр, где находился кабинет Эрла Холлидея. Много лет он был старшим пилотом Рейфорда. Под его руководством он вырос из молодого пилота в одну из звезд-ветеранов. Рейфорд был доволен, что разговор состоится здесь, где они могли говорить без бюрократических формальностей, переходя прямо к сути дела.

Эрл ждал его в коридоре, у двери своего кабинета, и когда подошел Рейфорд, посмотрел на часы.

— Хорошо, — сказал Эрл, — заходи.

— Рад тебя видеть, — сказал Рейфорд и сел, держа свою фуражку в руках.

Эрл сел на единственное другое кресло, которое стояло за столом в его тесном кабинете.

— У нас неприятности, — начал он.

— Спасибо за помощь, — отозвался Рейфорд. — Что, Эдварде опять пожаловался на то, что я занимаюсь, как он это называет, прозелитизмом?

— Это только малая доля проблем. Если бы не эти дела, я разговаривал бы сейчас с тобой о совершенно невероятных новостях.

— Каких же?

— Но сначала скажи мне, правильно ли я тебя понял. Когда я первый раз обратился к тебе насчет твоих разговоров о Боге, ты сказал, что подумаешь об этом. Я тебе ответил, что если ты гарантируешь, что этого больше не будет, я не дам ходу заявлению Эдвардса, правильно?

— Правильно.

— Когда ты согласился отправиться в Даллас на переэкзаменовку, не следовало ли мне предполагать, что между нами существует полное взаимопонимание?

— Не совсем. Но я думаю, ты интересуешься тем, как это прошло.

— Я знаю, как это прошло, Рей, — резко прервал его Эрл. — Ты ответь на мой вопрос: говорил ли ты, что отправляешься получать свои документы на пятьдесят седьмой и что у тебя нет никаких намерений говорить на работе о религии?

— Этого я не говорил.

— Скажи мне определенно, что ты имеешь в виду, Рей! Со мной ты никогда не темнил. Ты допек меня своими разговорами о Церкви и восхищении, но я был деликатен с тобой, не так ли?

— Даже чересчур.

— Я принимал все это как твой друг, так же, как ты вел себя по отношению ко мне, когда я донимал тебя своими восторженными словоизлияниями относительно своих детей, правильно?

— Я никого и ничего не превозносил.

— Но ты бывал возбужден, воодушевлен всем этим. Ты нашел нечто, что помогло тебе обрести минимум душевного равновесия, давало разумное объяснение твоим утратам. Я бы даже сказал, это помогло тебе остаться на плаву. Ты стал давить на меня, чтобы я начал регулярно ходить в церковь, читать Библию и тому подобное. А я сказал тебе, надеюсь, достаточно мягко, что считаю это личным делом и что буду тебе признателен, если ты не будешь приставать ко мне с этим.

— И я прекратил. Хотя по-прежнему молюсь за тебя.

— Хорошо, молись, спасибо. Но я предупредил тебя, чтобы ты не говорил об этом на работе. Так нет, для тебя все это было так ново, ты прямо горел этим новеньким, ну, прямо как тот парень, который изобрел новейший способ разбогатеть. И что же ты делаешь? Ты принимаешься давить на Ника Эдвардса. Рей, это парень с большой перспективой, начальству он нравится.

— Мне он тоже нравится. Именно поэтому я проявляю заботу о нем и его будущем.

— Да, но он-то ясно дал понять, что больше не хочет слушать таких разговоров. Так же, как и я тебе в свое время сказал. Ты оставил меня в покое, так почему бы тебе не оставить в покое и его?

— Мне показалось, что я перестал.

— Тебе это только показалось.

Эрл вытащил бумаги из своего ящика, полистал их и ткнул пальцем на какой-то странице.

— Ты ведь не будешь отрицать, что сказал ему… цитирую: «Для меня не имеет значения, что ты обо мне думаешь».

— Это не совсем так, потому что вырвано из контекста. Но не буду отрицать, что высказался в таком духе. Я сказал, что…

— Я знаю, что ты ему сказал, Рэй, прекрасно знаю, потому что то же самое ты говорил мне. Я тебе тогда ответил, что мне не хотелось бы, чтобы ты превратился в одного из этих фанатиков с горящими глазами, считающих себя лучше всех и старающихся всех спасти. Ты сказал, что просто проявляешь обо мне заботу, и я это, конечно, ценю, но вместе с тем я тебя предупредил, что ты подошел к той черте, когда можешь потерять мое уважение.

— А я ответил, что меня это мало волнует.

— Да, но разве ты не в состоянии представить себе, как оскорбительно это звучит?

— Эрл, я не могу наносить тебе обиду, если забочусь о твоей бессмертной душе, даже рискуя поставить под удар нашу дружбу. Я сказал Нику то же самое, что сказал тебе: для меня больше не имеет существенного значения, что думают обо мне люди. Конечно, в каком-то уголке и моей души есть место для восприятия чужих оценок. Никому ведь не хочется выглядеть идиотом. Но если я не стану говорить тебе о Христе только из опасения, что ты можешь плохо обо мне подумать, каким же другом я буду тебе в таком случае?

Эрл вздохнул и покачал головой, снова заглянув в бумаги.

— Таким образом, ты утверждаешь, что Ник вырвал эти твои слова из контекста. Но все остальное, содержащееся в этом рапорте, — правда.

— Правда?

— Правда.

Рейфорд почесал в затылке.

— Ну, что ты знаешь обо всем этом? Он слушал меня. Он меня понял.

— Но не смог с этим согласиться, иначе почему он написал это?

Эрл бросил листы в ящик и с грохотом захлопнул его.

— Эрл, до этой роковой ночи исчезновений я был совершенно таким же, как ты и Ник. Я…

— Я все это уже слышал от тебя, — перебил Рейфорда Эрл.

— Я просто хочу сказать, что понимаю вашу позицию. Я чуть было не разошелся с женой, потому что мне показалось, будто она превращается в фанатичку.

— Ты мне об этом рассказывал.

— Но теперь я считаю, что она просто стала настоящей христианкой. Она была права. Она доказала свою правоту!

— Рейфорд, если у тебя призвание проповедовать, почему бы тебе не уйти из авиации и не стать пастором?

— Ты собираешься меня уволить?

— Надеюсь, что мне не придется делать этого.

— Ты хочешь, чтобы я извинился перед Ником и сказал ему, что понимаю, как бестактен я был, оказывая на него давление, впрочем, делал это из самых благих намерений?