Тим Хэй - Отряд скорби

— Нет, я имел в виду, что я могу вас так называть.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, мистер Уильяме. Вы можете звать меня Сионом.

Для Бака «Сион» по произношению очень отличалось от того, как выговаривал это слово доктор бен-Иегуда.

— Пожалуйста, зовите меня Баком.

— Бак?

Ребе открыл переднюю дверь, и Камерон сел рядом с шофером.

— Это прозвище.

— Хорошо, Бак. Учтите, шофер не знает английского.

Бак повернулся к шоферу, который протянул ему руку. Бак пожал ее, а человек произнес что-то совершенно непонятное. Бак только улыбнулся и кивнул. Доктор бен-Иегуда сказал что-то шоферу по-еврейски, и они поехали.

— Итак, Бак, — сказал ребе, когда журналист повернулся лицом к нему, доктор Розенцвейг сказал мне, что вы хотите подойти к Стене Плача и что для вас одного это невозможно. Я могу провести вас к этим двум свидетельствующим так близко, что вы привлечете их внимание, если у вас хватит на это смелости.

— Двум свидетельствующим? Вы назвали их двумя свидетельствующими? Ведь именно так мои друзья и я…

Доктор бен-Иегуда поднял обе руки вверх, а голову отвернул, показывая, что на этот вопрос он не будет ни отвечать, ни комментировать его.

— Вопрос в том, осмелитесь ли вы.

— Я осмелюсь.

— И вы не будете возлагать на меня ответственность за все, что может случиться с вами?

— Конечно, нет. Но я бы хотел получить интервью также и от вас.

Снова поднятые вверх руки.

— Я совершенно четко заявил прессе и доктору Розенцвейгу, что не даю никаких интервью.

— Тогда только немного личной информации. Я не стану спрашивать вас о вашем исследовании, поскольку, сведя результаты трех лет работы к часовому докладу, вы полностью разъясните ваши выводы завтра.

— Точно. Что касается личной информации — мне сорок четыре года, я сын ортодоксального раввина, вырос в Хайфе. У меня две докторских степени: одна по еврейской истории, другая по древним языкам. Я занимался исследованиями и преподаванием всю мою жизнь и считаю себя в большей степени исследователем и историком, чем преподавателем, хотя мои студенты дают мне самые лестные оценки. Я думаю, молюсь и читаю, главным образом, по-еврейски. Меня очень смущает, что я так плохо говорю по-английски. Грамматику и синтаксис английского я знаю лучше большинства англичан, а тем более американцев. Не говоря о присутствующих, конечно. Но у меня не было возможности заняться произношением. Женился я шесть лет назад, у меня двое детей-подростков: пасынок и падчерица. Приблизительно три года назад я получил поручение государственных органов провести исчерпывающий анализ всех высказываний Библии о Мессии. Для того, чтобы евреи сразу же могли узнать его, когда он явится. Это была самая благодарная работа в моей жизни. В частности, к тем языкам, которыми я владею, добавились греческий и арамейский. Теперь их число достигло двадцати двух. Я глубоко взволнован тем, что работа завершена, и рад, что мне представилась возможность посредством телевидения поделиться моими открытиями со всем миром. Я совсем не претендую на то, что эта передача может конкурировать с теми, где содержится секс, насилие или юмор, но тем не менее, надеюсь, что она вызовет интерес и дискуссии.

— У меня больше нет вопросов, — сказал Бак.

— Раз мы покончили с интервью, займемся делом.

— Мне очень хотелось бы узнать, почему вы пожертвовали своим временем для этого.

— Доктор Розенцвейг — уважаемый мной коллега и учитель. Его друг-это и мой друг.

— Спасибо.

— Мне нравятся ваши работы. Я читал ваши статьи о докторе Розенцвейге и многие другие. К тому же, эти люди у Стены меня тоже интересуют. Возможно, что мое знание языков позволит нам завязать с ними общение. Пока мне удалось только наблюдать их общение с собирающейся там толпой. Они обращались исключительно к людям, которые угрожали им. Мне не известен ни один человек, который общался бы с ними лично.

«Мерседес» остановился рядом с несколькими туристскими автобусами. Шофер остался ждать, пока бен-Иегуда и Бак поднялись по ступенькам наверх, чтобы посмотреть на Стену Плача, Храмовую гору и окрестности.

— Сегодня самая большая толпа, какую я когда-либо видел — сказал ребе.

— Но они спокойны, — прошептал Бак.

— У проповедников нет микрофона, — объяснил бен-Иегуда. — Производя шум, люди только мешают самим себе. Люди хотят слышать, что говорят проповедники, и поэтому приструнивают нарушителей порядка.

— А эти двое когда-нибудь делают перерыв?

— Да. Время от времени один из них обходит вон то маленькое здание и укладывается на землю рядом с забором. Они чередуют отдых и проповеди. Те люди, которые были недавно обожжены огнем, пытались напасть на них из-за забора как раз тогда, когда оба отдыхали. Поэтому сейчас никто не подходит к ним с той стороны.

— Пожалуй, для меня это может быть самым лучшим шансом, — сказал Бак.

— Я тоже так подумал.

— Вы пойдете со мной?

— Только в том случае, если мы убедим их, что не намерены причинять им зла. Они убили по крайней мере шесть человек и очень многим угрожали. Мой друг стоял на этом самом месте в тот день, когда они сожгли четверых нападавших. И он клянется, что видел, как они изрыгали изо рта пламя.

— Вы верите этому?

— У меня нет оснований сомневаться в словах моего друга, хотя отсюда до них расстояние в несколько сот футов.

— Есть какое-то определенное время, когда лучше всего к ним приблизиться, или мы должны определить это сами в зависимости от обстановки?

— Я предлагаю для начала присоединиться к толпе.

Они спустились по ступенькам и прошли к Стене. На Бака произвело впечатление благоговейное настроение толпы. В сорока — пятидесяти метрах от проповедников находились ортодоксальные раввины, которые поклонялись, молились, засовывали записки с молитвами между камнями в Стене. Время от времени один из раввинов поворачивался к свидетельствующим и грозил им своим кулаком, выкрикивая что-то по-еврейски. Толпа отвечала на это шиканьем. Иногда один из проповедников отвечал сам.

Когда Бак и доктор бен-Иегуда подошли к толпе, один из раввинов у Стены пал на колени, подняв глаза к небу, и стал истошно выкрикивать слова молитвы.

— Тихо! — прокричал один из проповедников, и раввин горько заплакал.

Проповедник обратился к толпе:

— Он просит всемогущего Бога поразить нас смертью за богохульство! Но сам он подобен фарисеям прошлого. Он не знает Того, Кто был, есть и будет Богом сейчас и во веки веков. Мы пришли сюда, чтобы свидетельствовать о Божественной природе Иисуса Христа из Назарета.

Услышав это, плачущий раввин распростерся на земле, закрыв лицо и трясясь от унижения, что ему приходится слышать такое богохульство.