Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя

Честно говоря, — и из этих побуждений тоже, — я, как чокнутый, боролся за выживание и своих доморощенных карасей. Знаю я несколько мест, где рыба так и не попробовала трупов, но в целях экономии топлива мы в ближайшее время поедем туда лишь раз-другой, на нерест. Когда рыбка будет ловиться в таких количествах, которые позволят нам и запастись, и пополнить собственные угодья ею, — живой и готовой к икромёту. Через полгода в моём пруду им уже будет негде и повернуться. Поэтому с той недели половина населения Базы будет копать рядом большой второй, — выростной, и третий, — нагульный. Потому как площадь зеркала моего водоёма уже крайне мала.

До того, как всё дерьмо мира нежданно рухнуло нам на голову, наличие воды при доме доставляло некоторое неудобство. Туда начинались стягиваться и пытаться счастливо обживаться нахальные комары, москиты и прочая кровососущая тварь. И только вмешательство какого-то немецкого препарата позволяло выселять их с позором надолго. В этом хотя бы году, надеюсь, этой дряни к нам не налетит. Хочу верить, что вымерзло практическое большинство.

Иначе просто не знаю, чего нам среди этих новорощенных болот и ждать…

…Как только Маришка, — корова Мурата, — переступила ворота Базы, и без того счастливый ранее Карпенко уже просто обезумел. Пораспихав, куда пришлось, кудлатых баранов и кур, посадив вместе нутрий и кроликов, Карпенко кинулся к вожделённой яловой, и уже ничего вокруг более не видел.

Куры душились в каком-то ящике, нутрии яростно задавали перцу кроликам, из загона летел пух, а он всё таскал и таскал за рога несчастную беременную корову из одного конца двора в другой, всё не зная толком, куда б её получше пристроить. И хотя баз для неё давно был уже готов, Карпенко трижды уже громогласно и во всеуслышание требовал ото всех его разобрать и перенести на другое место. Дескать, корове там то будет грустно, то оттуда плохой вид, и доиться она от этого будет плохо.

В результате за ним бегало по пятам ещё несколько человек, исправляя его хозяйские огрехи, царили гам и суматоха, а он умудрялся мешать всем и сразу, отвлекая и толкаясь с этим чудовищем на сносях всюду.

В конце концов, распоясавшегося не по-детски Карпенко явился урезонивать сам Чекун. Было странно и забавно видеть, что Чекун, будучи самым близким другом маленького кацапа, наводил на него какого-то суеверного ужаса. Вот и сейчас, — едва Чекун, оторванный по моей просьбе Шуром от какой-то работы, вошёл во двор, у Карпухи сразу появилась настоятельная потребность куда-то далеко и срочно бежать. Разом позабыв о корове, которая с облегчением уселась с размаху на задницу прямо в грязь, шумно вздохнула и протестующе заголосила. Карпенко же «резанул» по широкому замысловатому кругу. Уж по каким таким своим «срочным делам» он собирался, нам выяснить так и не удалось, потому, как суетясь безбожно и спотыкаясь часто, он всё-таки умудрился налететь, — и в этот раз, как и всегда, — прямо на спокойно дожидающегося его посреди двора Василия. Уперев руки в боки, Громозека стоял, с молчаливым интересом и неподдельным вниманием наблюдая, как ошалевший от избытка нервных мыслей Андрюша бегает по двору, падает, толкает и роняет всё на свете, старательно избегая смотреть на Василия, и будто не замечая его. Пробежав мимо Чекуна уже трижды и продолжая что-то бормотать, Карпенко собрался зачем-то метнуться в сторону входа в подвал, однако по неведомой и непонятной ему самому траектории ноги его сами собой описали некий полукруг. И, выделывая жутко замысловатые кренделя и дикие па, привели аккурат под пудовую ладошку Чекуна. Коей, выставленной вперёд растопыренной пятернёй, Андрейко и был ласково остановлен за серединку темени.

— Ой, Васятко…ты?! — Карпёнок вскинул на Ваську изумлённые глазки. Казалось, «пантомима невинности» Карпенко могло б обмануть кого угодно. Но только не Громозеку.

— Ага, родненький, цэ ж я! А то ж хто? Шо это ты туточки такось развовнувавси? Хлопци гуторят, шо ты тута прямо из шкирки изошов, так мени звав… В голос звав, казали… Так и кажуть, — шукав шибко тоби, мов…Та я ж это… и явився… Шо туточки у тоби за волнення, манэньки мий братику? — В то время, когда мы уже сползали на пол, не смеясь, а уже вскрикивая тонко, на «озабоченном» и «братском любящем» лице Чекуна не дрогнул ни один мускул.

Вот уж играет, с-с-собака!!! Ржать больше не было сил, а Чекун едва только начал.

Всё время монолога он любовно держал Карпенко за щёки, сжимая их таким образом, что губы кацапа вытягивались «дудочкой», искательно и преданно заглядывая тому в глаза. Ну, ни дать, ни взять, — старший брат, прибежавший на ор обосравшегося в ежевике мальца.

— Э-эээ…я не…это… Васёк, та я ж тут… просто я тут по хозяйству…немного… — на еле ворочавшего языком Андрейку было нелегко смотреть.

— А-а-а, братику, так ты з коровкою тута чудишь?! — воссиял Чекун, от души прижимая полузадохшегося коротышку к могучей костистой груди. — Та мий маненький, вин з коровкою тут гукав…

— Так да ж! — просипел полузадохшийся Карпенко, ещё не понимая, куда клонит Чекун.

— Так шо ж я не пойняв сразу-то, братику?! Ты ж женився на ей, я ж забув!

— Ты чего, Вася… — Карпенко, поправляя сползшую шапку, оторопело смотрел на Громозеку, выпучив глаза.

— Так вот, братик. Раз женился ты на корове, положено невесту сразу — и прямо в дом! Негоже ей тута, во дворе-то, вдовствовать… Шо люди кажут?!

— Вась, ты што?!

— Слышь, идиёт, я что-то не пойму, — мы там для тебя девку сосватали или корову, что тут ты с нею всем башку задурил?! — взорвался Василий. — Ещё услышу про твою драную корову, про твои дурные «движения» здесь, клянусь, — спать тебе с нею рядом! За воротами, в поле! Прямо при корме чтоб были оба, да при выгуле! Ради этого я в колени Боссу упаду, а настою на своём!!! — орал, краснея шеей, Василь.

И, резко развернувшись, ушёл с психом крупным шагом со двора. Проходя через ворота, притормозил было, но, не оборачиваясь, обречённо отмахнулся назад рукой, да и двинулся дальше.

Уставшая за день, набегавшаяся подбитым воробьём по двору корова, спала нынче без задних ног. В позе кающегося грешника, — на четвереньках и уткнув морду в пол. И лишь изредка по её вздувшимся брюхатым бокам пробегала судорога. Тогда корова подрывалась и испуганно всхрапывала.

Ей до сих пор грезилось, как она на рысях третьи сутки никак не выберет себе с Карпенко брачное ложе…

Пугающиеся её «подпрыгов» овцы дружно шарахались по стойлам.

Тогда на вышках оживали и вновь от души гоготали дозорные…

В суете и хлопотах незаметно пролетали дни. На краткий миг мы почти забыли, среди чего мы живём. Эйфория успеха и немалая доля удачи в значительной мере способствовала и нашему «трудовому подъёму».