Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя

А затем распущенность, изнеженность и неосторожность разлетевшейся фанерой цивилизации внезапно с вас слетают, как груши от удара загулявшего в селе «Запорожца» по бедному дереву. Те, «Кто Пережил», через неделю мух уже не ловили. Мушиная братия сама уже явно старалась от них держаться и «жюжжять» подальше в силу потенциального недружелюбия постоянно голодных человеков. Сама природа сделала нас в подсознании такими изначально, а пришедший «гросс бабах» подрубал, где ещё было надо, топориком обстоятельств.

Нет, — особенно кровожадными и тупо жестокими беспредельщиками, животными в кепках мы не были до этого, не стали и теперь. Мы просто осознали, что условия игры в новых реалиях обрели для всех несколько непривычный, но чёткий и не двузначный смысл. Что пришло всё-таки внезапно то, к чему мы были практически готовы, чего фактически ждали. И что право «стрелять и беречь» всучено нам в руки отныне и надолго вместо права «бежать и терять».

Это было из некоторых, немногих приятностей, принудительно принесённых в этот мир куском неведомых земной науке камешков и сплавов. Грубо говоря, время молчаливого зубовного скрежета и «тихих пуков» по подворотням прошло.

Слишком многое, если не сказать всё, было оставлено, безвозвратно потеряно нами в прежнем, «нормальном», «цивилизованном» существованиижизнивилизованнойвилизованной», о только увижу.

В ЭТОЙ жизни, что казалась нам теперь уже привычной и, на удивление, почти правильной, у нас больше, — уж простите великодушно! — не было ничего ЛИШНЕГО.

Что там говорить, — я никому и ни за что не отдал бы теперь и огрызка от червивого яблока. Как и засохшего стебелька порченного долгоносиком риса, будь это всё у меня этим или даже позаследующим летом!.

Жаден ли я так стал, или всё-таки вынуждено умён? Разберусь на досуге со своим порочным и недостойным поведением. Как доберёмся на Базу. Так поначалу полушутя мы называли наше на совесть заглублённое жилище. Позже «имечко» прижилось.

Конечно, до Базы в полном смысле снабжения и повальной затаренности на государственном уровне ей далековато. Но зато теперь у нас там было, кроме совсем уж лишнего, пожалуй, всё самое необходимое. Всё, что я, и такие сумасброды, как я, смогли стащить в нору и сохранить. И о чём мог бы, да не смел теперь даже и мечтать, какой-нибудь нынешний полоумный лишенец, пробирающийся с оглядкой по какой-нибудь загаженной, опасной для здоровья — во всех смыслах — территории, и прижимающий к груди заветный грязный пакетик со случайно выловленной у берега полутухлой рыбкой.

У нас же был своего рода последний бастион, оплот, крепость. Наследный «Терем опрокинутой навзничь эпохи», чтоб я был здоров, пока никто рядом не болен!

… Уж неведомо, кто там, наверху, в Отделе кадров, тиснул при рождении нам в метрики «не забыть бы чего надоумить», но дело своё этот тип знал железно. Те, чьи тяжёлые, заработанные на ниве безостановочной машины бизнеса рога, инсульты, любовь к излишней крутизне и удобствам не давали покоя в прошлой жизни, — все они так и попёрли с дорогими кожаными чемоданами, при постах и регалиях, в Небытие.

«Спец по рекруту» явно всучил им в руки горящую, в прямом смысле этого слова, «путёвку», и пустил вплавь устраивать себе прибыльный бизнес и вертикаль власти где-нибудь в последующих жизнях.

Остальных, нас, — орущих, обоссаных и мокрых, — он собрал ещё в родильных домах и долгие годы вкраплял им в голову, — с покрытых первородным пушком родничков и до первых седин, — некие невообразимые и дикие, на первый взгляд, идеи.

Взрослея, мы привыкали к пальцу у виска, старательно «заводящему» мозги у собеседников, но бредней своих не оставляли, стараясь при этом выглядеть «как все».

И тихо, терпеливо, — в стороне и без поднятия маршевой пыли и трубных звуков, — мы «лопатили» то, что сделало нас сегодня Живыми.

Это невозможно назвать страхом, «манечкой» или одержимостью «идеей Фикс».

Нет, — просто мы откуда-то твёрдо знали, что ЭТО рано или поздно случится. Что созвездие Небесной Лопаты обязательно примерится на замах к темечку Земли. И что к этому неплохо было бы подготовиться, что ли? Делай, что должно, и будь, что будет. Так, кажется?…

…Камешек ударился в рыхлую верхушку глиняной насыпи и скакнул в сторону, давая понять, что можно безопасно высунуть грязное, опухшее от сырости рыло, и встать в полный рост. Хотя к чему спешить? Стоит только присесть, как наваливается лень…

— Чё это вы там притихли? Обделались совсем? Вылазь, тут всё путём. — Голос нашего «ударного кулака» задирист и насмешлив.

— Ого! Герой, что ли, выискался?! Иди, попугай ещё, чего там бродит. Вон ты у нас какой большой!

— Ты там это, посмотри в лесу получше. Там точно что-то есть, — злое и страшное! Ты тоже. Вот и посоревнуйтесь! Нее, не вылезем пока, и не проси! — стараемся не остаться в долгу.

Пусть там вот и повыпендривается, шутник. По окрестностям побегает. «В спецназ» поиграет. Одна морда вон кошмарная чего стоит… Увидь такое — и сердечный приступ тут как тут. Вот уж уродилось-то…

Вурдалак, и всё тут! Иначе и не подумаешь, храни Господи…

Не знай я его так хорошо, при случайной встрече с ним тут же нажал бы несколько раз на курок, клянусь! Для верности. Даже держи он смиренно в руках просвирку и Библию. И ещё вполне натурально считал бы, что совершил для мира исключительно благое дело…

Так что пусть там потопчется и посопит сердито, умник. А мы посидим тут с Шуром, отдохнём пока, покурим спокойненько…

Экий красавец, однако! Впрочем, на самом деле любим его, как брата.

Хихикая потихоньку, действительно закуриваем, пуская дым в небо… Лишний привал перед последним броском. Думаю, он не повредит. Потому как ноги гудят, — сил нет!

…Огромный, как медведь, торчащий там пень пнём Упырь кажется глыбой на фоне рыдающего последнею бурою листвой леса. Я и сам не малыш, и похвастать оставшейся «статию дубовой» и по сей день ещё могу, но этот Монблан приплюснутый всё же покрупнее меня будет.

Стоит расслабленно. И не сердится, ну надо же! Улыбается, рожа, будто сотенную долларов ещё при той жизни нашёл.

Это я отмечаю сразу. Значит, всё в порядке, и есть ещё время перевести дух.

Поэтому ненадолго прикрываем воспалённые глаза, и устало курим.

Раз наш лысый «панцирный броненосец» спокоен, значит, и мы передохнём, пока он там от нас всякую опасность своим страшным обликом отпугивает. Значит, сзади в него не смотрит из лесу ничей прицел.

И что в этот момент он не гадит отважно в штаны, стоя на самодельной мине или подобной пакости, на которые внезапно, как выяснилось недавно, тоже оказались горазды некие, пока ещё неизвестные нам лица.

По правде говоря, не ожидал, что искусством окончательно и бесповоротно портить венец природы, доводя его до состояния воздушного фуа-гра, в этом районе будет всерьёз владеть ещё кто-то, кроме меня, любимого и одарённого.