Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы

Да, ещё это — дрова.

Где угодно, — в пустыне, в Арктике, во влажных джунглях… Двадцать метров бечевы, понемногу горящей между камней или через пробитое дно кружки, подобно фитилю керосиновой лампы… — они согреют вас и помогут разогреть, приготовить пищу. Вскипятить воду. Так вот, — эти двадцать метров дадут вам среднюю температуру в триста пятьдесят — четыреста градусов в течение двадцати четырёх часов. Вот такое "изобретение".

Вещь редкой практичности и нужности. В таких вот ситуациях. Поэтому я сейчас…

Нет, отставить! Ну, и полыхнёт тут конкретно. И что? Выбегают эти уроды… А тут сам я, — всё равно что в одних трусах посреди тронного зала даков с лёгкой рапирой наперевес. Мушкетёр в логове Гора.

Я прибиваю троих… семерых, хрен с ним. И всё…

И превращаюсь в очень мёртвого пиротехника. Это ещё если меня самого тут не зажарит. Кругом железо и сырость… Да я и сам покрыт влагой, словно гриб после дождя…

Если тут «бздыкнет», мне впору будет истерически забарабанить в двери ада, стыдливо прося пустить меня пересидеть весь этот кошмар там.

Не годится. Не годится, блин… Сгорю, как моль в мартене, что отважно рванулась туда "регулировать процесс"…

На секунду мне становится почти стыдно. Я начинаю звереть от того, что сам себе начинаю казаться пятилетним ушастым пескариком, явившимся с коробком спичек и с твёрдым намерением дотла спалить льды Антарктиды…

Что ещё? Рвать дверь?! Ну да, мать твою…, это если срочно нужно открыто заявить о твёрдом намерении помереть быстро. Прямо на месте.

Взрывной волною меня шваркнет и размажет о стены, украсит их так — Пикассо от умиления прослезится.

Пластита никакого здесь не хватит, опять же. Это не просто сейф. Это дверь, с большой буквы, — созданная, чтобы держать ядерный удар. И не один.

И вообще мудро тут всё устроено.

На такой глубине, где есть большой независимый источник воды, где даже двери спрятаны от ударной волны и температур кипящей магмы, где все коммуникации неуязвимы с той же точки зрения… Да тут можно просидеть десять тысяч лет. Не шевеля ушами на сквозняки.

Вот сырость здесь другого рода… Тёплая и затхлая…

А я не сразу её заметил, аж вспотел, пока сижу и строю глупые планы…

Червяк, собравшийся засосать бульдозер…

Так что, — не хер мне тут и делать? Можно, я тогда пойду домой?

Чёрта лысого!!! Думай, идиёт! У тебя в голове мозги или ветер?

Сто-оп!!! Ветер, говоришь… Моп его ять, — ну конечно, — ветер! Воздух. Запахи. Вентиляция! Вот что когда-нибудь спасёт чью-то жизнь и затопчет сапожищами целый мир!

Ну, что мы имеем?

Для того, чтобы оценить, что же я «имею», отсюда нужно вылезти. Из-за моего единственного укрытия. Что ж, — пять минут меня никто не беспокоил, значит, — "адьё, мой милый друг, адьё"…

Спасибо, что приютил.

Ранец пока оставлю тут. Загляну-ка я сначала за угол…

Придерживаясь правой стороны, — а это, как известно, почти всегда самая безопасная сторона при движении НАПРАВО, — начинаю неспешно перемещаться вдоль стены.

Пушка наготове в левой руке. Всё нужное тоже — под рукой.

В черепе назойливо пульсирует нерв недоверия. А кто тама умный такой спрятался, а? Ну-ка…

Из верхнего кармана справа достаю странную и смешную на вид штуку. Чистая игрушка, сказали бы те, кто увидел бы её воочию.

А на деле — нет в мире смешных или глупых вещей.

Чтобы жить или получать удовольствие, кушали же мы когда-то отбивные на смешных с виду кучерявых листьях салата? Как коровы. Или тортики с рожицами ко Дню Рождения… Дарили придурковато выглядящие открытки и шарики? То-то же!

Так что не фиг тут ржать над этой вещью!

Да, это шарик… от погремушки! Покрытый сверху антишумовой резиновой мастикой для автомобиля. Из баллончика.

И что?

Это моё персональное изобретение.

В чём его смысл, спрашиваете?

Вы вынимаете из крохотной проушины стальной волосок, служащий «тормозом», ограничителем… И катаете его в сторону.

Эта фигня будет негромко катиться по полу с секунду… а потом начнёт противно и мерзко визжать. Действуя на нервы. Секунды четыре. Не больше. Но противно.

Зубы сводит даже тогда, когда запускается на ваших глазах и вы вроде готовы ко всему.

А если вы сидите в засаде, у вас почти наверняка сдадут нервы.

И вы выдадите себя не стрельбою, так нервным дёрганьем, прянув от неё или просто зашевелившись от неожиданности.

И выдадите себя даже в темноте.

И уж тем более в темноте или полумраке, как там, за углом…

Когда нервы и так на пределе. А тут ещё эта орущая благим матом мерзость прямо у вас под ногами… Подпрыгните и начнёте палить наугад поневоле!

Вот такой фокус… И называю я его "зудой".

Чем самому топать в неведомое, проще заставить затаившуюся смерть выглянуть вам навстречу…, чтобы схлопотать пулю в осклабившееся хрю…

А вы тем временем — живой герой.

И уж совсем быстро — об устройстве, пока есть пара секунд до броска…

Здесь, внутри, мощная пружина от заводной машинки, два металлических тонких диска, трущиеся один о другой с большой скоростью, с напылением из металлической крошки; мелкотолчёное стекло между ними… всё! Даже ключика для завода у вас нет, — оно уже взведено и готово к работе.

Просто и действенно. Звук не столь силён, как при выстреле и уж тем более, при взрыве. Пока сообразят, что это такое, ты уже далеко и счастлив…

А если «просерет», скажете вы? Не сработает? Ну так, бля… у вас в руках что, — ствол или фаллоимитатор?!

…Тихо пускаю «зуду» по диагонали по полу, быстро разгибаюсь…

Короткий взвизг, какое-то испуганное шуршание… и короткая очередь прямо в стену напротив меня…

Пули зло стучат по ней, выбивают искры и куски камня, которые мстительной шрапнелью летят во все стороны.

Грохот пальбы в этом «мешке» ударяет по ушам не хуже свистка паровоза прямо в перепонку.

И спустя секунду я, упав на брусчатку так, чтобы из-за скруглённого угла выставить только нос и конец ствола, уже выпускаю три пули. Три практически не слышимых выстрела — и в коридоре воцаряется могильная тишина.

Всё. Два мертвых тела, кувыркнувшись прямо на корточках, затихают на влаге между узких рельсов. Бросаю быстрый взгляд вперёд и — вот я уже снова закатился за спасительный поворот стены.

Насколько я успеваю заметить, дальше — никого. Никто не спешил на выручку своим гибнущим товарищам. Тишина, я ж говорю. Лишь изредка нарушаемая тонким потрескиванием продолжающего медленно расширяться от напряжения бута. В тех местах кладки, куда попали пули притаившихся солдат.

А то, что это солдаты, я не сомневался. Сейчас один из них, агонизируя, мерно постукивает ботом по головке рельса.

Всё, затих… Помер, служивый…