Владимир Хлумов - Мастер дымных колец

— «Венец исканиям и размышлениям».

— То есть? — опешил Варфоломеев.

— Я пишу о том, как один гордый человек нашел свое счастье.

— Гордый человек? — будто вспоминая что-то, переспросил Сергей.

— Да уж, именно наш русский тип, — Шнитке остановился, поглаживая живот. — Представьте себе, нашел силы понять душу народа. Он даже, представьте себе, чтобы быть ближе к народу, уехал из столицы, то есть бросил свет, и поселился на самом полюсе, полюсе скуки. Но скуки, конечно, только для гордого человека…

— А, — догадался Варфоломеев и процитировал Основоположника: «Презрев оковы просвещенья, Алеко волен, как они; он без забот и сожаленья ведет кочующие дни.»

— Да, но только в более высоком смысле. Понимаете, Сергей, мы раньше думали: для чего она, русская интеллигенция…

— И для чего же? — с желчью спросил Варфоломеев.

— Я д-думаю, что не для открытий великих, да, да, — Шнитке разнервничался и опять стал заикаться. — Я д-думаю, мы должны пойти в народ, ч-чтобы с-сохранить братство для Европы. П-понимаете, Сергей, с-сохранить святое братство, которого в мире совсем не осталось, т-только у н-нас. Да, да, не удивляйтесь, у нас, б-быть может, нет демократии, нет свободы личности, но нет и эгоизма западного, нет…

— Бросьте.

— Что?

— Бросьте писать. Мысли у вас интересные, а писать бросьте. Вся наша провинция забита чудаками, которые день и ночь чего-то пишут. Вы, Евгений, бросьте это.

— Почему? — удивился Евгений.

— Ничего у вас не выйдет, — уверенно повторил Варфоломеев.

— Да почему?

— Потому что глухомань. Не иначе как дрянь какую-нибудь напишете. Да, да, хорошие книги пишут в столицах, а здесь только дрянь.

— Но как же, вот ведь Илья Ильич тоже пишет об обитаемости миров…

— Илья Ильич тоже дрянь пишет.

— Как! — воскликнул Евгений. — Но как вы можете! Вы что же, не верите?

— Чему? В обитаемость Вселенной? Конечно, не верю. Да дело здесь не в вере. Какие к черту пришельцы, где вы их видели, что они, госпланом утверждены на следующую пятилетку?

Варфоломеев вдруг остановился. Через дорогу как раз под фонарем бежала, то и дело оглядываясь по сторонам, блестящая болотная крыса. В зубах она держала мозговую косточку. Шнитке вздрогнул и рефлекторно схватился за рукав своего провожатого.

— Крыса!

— Странно, — заметил Варфоломеев. — Чего это они разбегались, чай не весна.

Но Шнитке даже не улыбнулся. Похоже, он догадался, в чем дело, хотел сразу сказать, потом передумал, а потом все-таки не выдержал:

— Этого следовало ожидать.

— Как это следовало, из чего? — удивился Варфоломеев дребезжащему голосу Евгения.

— Понимаете, вороны вчера покинули Заставу, вот крысы и оживились мусор-то надо кому-нибудь убирать.

— Хм, действительно, вам не откажешь в логике, — похвалил Варфоломеев и тут же добавил: — Ну что ж, до свидания, Евгений Шнитке, врать не буду, мол, рад, что познакомились, я вообще не люблю знакомиться. Прощайте.

Так они и разошлись, чтобы уже никогда в будущем не встретиться. По крайней мере в этой сегодняшней жизни.

Прошло несколько дней. Варфоломеев, нет, вернее сказать, Сергеев вернулся в Южный город. Это будет еще потому правильно, что здесь, в Южном, почти никто его Варфоломеевым называть не мог. А кроме того, Сергеев совсем не то, что Варфоломеев. И дело не в том, что Сергеев звучит проще, ну, как, например, Петров или Иванов, без всяких, так сказать, намеков на кровавые события западной цивилизации. Ведь Варфоломеев вполне распространенная фамилия. Но теперь, в Южном, Сергеев был Сергеевым еще и потому, что он, в отличие от Варфоломеева, ничего не знал о Соне Пригожиной, или точнее сказать, старался о ней совсем не думать.

Да и думать о ней, собственно, было некогда. Дел было много, а времени оставалось мало. Ему явно нужен был помощник. Конечно, он мог попросить Марту, тем более, что она уже несколько раз звонила ему, говорила, что ей все обрыдло, что она устала и хочет встретиться с ним. Но именно из-за этого он не хотел ее просить сейчас ни о чем. Марта обижалась. Она явно что-то заподозрила. Сергеев жалел ее, но ничего поделать не мог. Пропадал на работе, домой приходил далеко за полночь. Некоторые хозяйственные дела поручил своему соседу по лестничной клетке, ранее репрессированному, бывшему врагу народа, а ныне персональному пенсионеру Марию Ивановичу Чирвякину. Марий Иванович, человек добрый, но уставший от жизни, часто заходил к Сергееву поболтать о том о сем по-холостяцки — очень сильно скучал. Единственным его развлечением было конструирование радиоприемников повышенной чувствительности с последующим прослушиванием вражеских голосов, их подробный анализ и еженедельный отчет своему молодому соседу. Поэтому Чирвякин с удовольствием принял порученное задание. Он даже причмокнул от оказанного ему доверия и сказал: «Донской не подведет!».

— Какой такой Донской? — удивился Сергеев своему соседу.

— А это у меня кличка была партийная, — пояснил Чирвякин.

Таким образом, хотя и с напряжением, но важное дело продвигалось вперед по намеченному руслу. И все бы, наверное, так и пошло дальше, если бы не одно событие. Как-то вечером, кажется, на третий или на четвертый день после возвращения с Северной к Сергееву зашел старик Чирвякин и с погребальным видом протянул какой-то клочок бумаги.

— Нате, это вам.

— Что это?

— Я так и знал, я чувствовал… — бормотал Чирвякин.

Сергеев развернул вдвое сложенный листочек и прочел несколько раз его содержимое. Это была повестка из Комитета Государственной Безопасности.

— Я все эти дни чувствовал неладное, — у Чирвякина подкосились ноги и он бухнулся на стул. — Не зря этот мужик у подъезда все время крутился. А тут сегодня заходит ко мне и говорит: вы, мол, такой-то? Я говорю, да, я такой-то. Вот распишитесь, говорит, здесь и передайте это вашему соседу товарищу Сергееву. А напоследок сказал: «Только никому ни слова, — и после паузы добавил: — Вы ведь знаете». А что я знаю, Сергей Петрович? Что я знаю?

— Тихо, не надо кричать, — попросил Сергеев расстроившегося гостя.

Дальше он успокоил Чирвякина, отправил спать, а наутро, как и положено было в повестке, явился по указанному адресу. На проходной дежурный долго вертел в руках документы, удивленно смотрел на повестку, потом на Сергеева, наконец сказал:

— Это не ваша повестка.

— Нет, моя, — нетерпеливо возражал Сергеев.

— Но ведь фамилия не совпадает.

— Не совпадает, — подтвердил Сергеев.

— Ну!

— Звоните своему начальству, — строго сказал Сергеев.

Дежурный позвонил и, выслушав указания сверху, пропустил двуличного гражданина. Здесь наступила очередь удивляться Сергееву. В кабинете 409а (четверка означала номер этажа) его встретил попутчик пассажирского купейного вагона Константин. Правда, теперь у него не было тараканьих усов, да и вид у него был не приятельский, а такой, как будто он был не в гражданской одежде, а в военной форме.