Джеймс Баллард - Фабрика грез Unlimited

Мы обогнули дом и подошли к красному спортивному автомобилю, стоявшему на подъездной дорожке. Миссис Сент-Клауд перегнулась через перила крыльца и передала дочери врачебный саквояж.

– Мириам?…

– Господи, мама, да оставь ты свои страхи. Ничего со мной не случится. – Доктор Мириам сокрушенно покачала головой и открыла передо мной дверцу машины.

Стоя там, в грязных лохмотьях некогда белого комбинезона и босой, я неожиданно понял, что миссис Сент-Клауд не бросится к телефону, как только машина исчезнет из виду. Средних лет вдова, она никогда еще не видела человека, вернувшегося из мертвых, и теперь испуганно вглядывалась в меня, как во внезапно явившегося сына, о чьем существовании она по рассеянности сумела запамятовать.

В то же самое время я отнюдь не намеревался злоупотреблять здешним гостеприимством. По той или иной причине кто-то из этих людей пытался меня убить.

Следовало ли мне быть поосторожнее с Мириам Сент-Клауд? Даже тогда, по дороге в клинику, мне самому казалось странным, почему я так легко доверился этой юной особе с вызелененными травою ногами, похожей скорее на студентку, чем на врача. Было не совсем понятно, зачем это ей понадобилось обременять себя хлопотами о совершенно постороннем человеке, и я сильно опасался, не хочет ли она сдать меня в полицейский участок. По дороге мы несколько раз останавливались в тени деревьев, чтобы те трое детей могли нас догнать. Они неслись по парку с криками и воплями, словно желая вывести величественные буки из векового молчания. Я осторожно поглядывал по сторонам и все время держал руку за спинкой водительского сиденья – чтобы при появлении патрульной машины тут же выхватить у своей благодетельницы баранку, а ее самоё выкинуть на обочину.

Сквозь кроны деревьев сеялся дрожащий солнечный свет. Среди беспокойных листьев сновали беспокойные птицы; казалось, что составляющие взорванного дня никак не могут сложиться в новую целостность.

– А может, вам вернуться к вашей матери? – спросил я. – Думаю, вы нужны ей сейчас даже больше, чем мне.

– Вы потрясли ее – слишком уж внезапным было ваше появление. Мой отец умер два года назад, и она провела все это время у окна, словно он куда-то вышел и сейчас вернется. В следующий раз постарайтесь воскресать постепенно, понемножку.

– Как это – «воскресать», я же не умирал.

– Блейк, я прекрасно знаю… – Она смолкла, злясь, надо думать, на себя, и коротко сжала мою руку.

Мне нравилась эта молоденькая врачиха, однако беспечное упоминание моей смерти вызвало у меня глухое раздражение; я никогда не был большим любителем кладбищенского юмора. Да и какая там смерть: если не считать измятых ребер и рта, чувствовал я себя на удивление хорошо. Я помнил, как энергично отплывал от уходящей под воду «Сессны», как почти уже добрался до берега, а в конце, уже на мелком месте, у меня закружилась голова, скорее от радости, что я все-таки спасся, чем от изнеможения. Священник выволок меня на траву, и вот тогда, в создавшейся суматохе, какой-то псих вознамерился меня оживить, какой-то недоучка, мнящий себя большим спецом по оказанию первой помощи. Я успел уже твердо решить, что чем скорее отсюда уберусь, тем лучше, а то ведь не ровен час влипну еще в какую-нибудь передрягу.

Однако прежде чем куда-то там убираться, мне нужно было обзавестись мало-мальски приличной одеждой.

– У нас в клинике есть подходящий костюм, правда такой, что курсанты летной школы могут вас в нем и не узнать. Я нарочно развожу таинственность, – улыбнулась она, – а то ведь, не дай бог, вы из машины выскочите.

– А мне все равно, лишь бы этот костюм не был с кого-нибудь, кто умер. Не стоит искушать судьбу дважды на дню, ваш священник вряд ли такое одобрит.

– Блейк, мне не кажется, что вы искушали судьбу. – Мириам явно подбирала слова для этой фразы, дальше она говорила легко и непринужденно: – Да и вообще в нашей клинике никто не умирает, она исключительно для приходящих пациентов. Можете представить, как я рада, что вы не стали для нас первенцем. При клинике есть гериатрическое отделение, туда сейчас временно поместили и этих троих детей, больше их никуда не берут. Мне стыдно за их глупое поведение, но нужно все-таки учесть, как ужасно обращались с ними родители.

Мириам указала на трехэтажное здание за автостоянкой клиники. На залитой солнцем террасе клевали носами престарелые пациенты в инвалидных креслах. При виде моего изодранного комбинезона они заметно оживились, начали указывать на меня руками и о чем-то спорить. Надо думать, они были утром свидетелями того, как немилосердно дымящая «Сессна» летела в сторону реки, сшибая попутно верхушки деревьев.

Мы помедлили на автостоянке в ожидании, пока подбегут дети. Не замечая, что я искоса за ней наблюдаю, доктор Мириам привалилась спиной к какой-то машине и начала выколупывать из-под ногтя крупицу грязи. Не знаю, что тому причиной, возможно – жар, отраженный от зеркально отшлифованного кузова, и мое собственное полуобнаженное тело, но меня обуяло жгучее влечение к этой молодой женщине с ее облупленным педикюром, с изгвазданными о траву пятками, с головокружительным запахом бедер ее и подмышек и даже с сомнительным следом телесных выделений кого-то из пациентов на ее белом халате. Мириам сощелкнула извлеченную из-под ногтя грязь на траву, словно даруя парку частицу изобилия, неустанно струящегося сквозь все ее поры. Я чувствовал, что причина этой неопрятности лежит не в пренебрежении гигиеной, а в полном, нерассуждающем приятии природы во всех, пусть и самых будничных ее проявлениях, в сопричастности. Я знал, что она пользует своих пациентов припарками из земли и слюны, скатанными в ее сильных пальцах, разогретыми между ее бедер. Оглушенный ее запахом, я хотел взять ее, покрыть, как жеребец, кроющий здоровую, нагулянную кобылу.

– Блейк?

Теперь наблюдала она за мной, наблюдала не без дружелюбия, словно знала, что я совсем не обычный летчик, и намеренно позволяла себе увлечься мной. Когда подбежали дети, она наклонилась и обняла их, каждого по очереди, весело улыбаясь, когда липкие пальцы девочки стали нащупывать ее рот.

Слепая… Теперь я понял, почему эти обиженные природой дети все время держатся вместе: они объединяют свои возможности. Мозгом неразлучной троицы была девочка с ее живым, смышленым личиком и любопытным, вздернутым носиком. Старший из мальчиков, плотный, коренастый даун с тяжелым, похожим на бомбоубежище лбом был ее верным поводырем, он не отходил от девочки ни на шаг и бережно помогал ей избегать препятствий. Кроме того, он непрерывно бормотал комментарии ко всему окружающему, представляя своей слепой подружке радужную, как мне показалось, картину приветливого, ласкового мира.