Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)

— Ни хрена себе! — взвыл Коваленко.

Господи Иисусе! Определение «ни хрена себе» показалось Вике слишком пресным. Нет, ребята, это всё равно, что назвать «Harley Davidson» велосипедом с моторчиком! Вика забыла о тошноте… глаза её раскрылись так, что, казалось, вот-вот выпадут…

Сидевший рядом толстый чинарёк из правительства тоненько взвизгнул и ухватил Вику за плечо. Заорала и заматерилась его охрана — два гладких дюжих бездельника, на присутствии которых настоял чинарёк.

— Давай вниз, водила! — Коваленко страшно раскорячившись, пробирался через путаницу коробок, узлов и ног. — Вниз, говорю, давай! Метров на пятьдесят подлетишь — ящик коньяка и недельный отпуск!

— Да ну его на хрен! — кричал в ответ взмокший пилот. — Ты смотри, Антоныч, смотри, что деется!

— Ложкарёв!!! Вниз, говорю! — ужасным голосом взревел Коваленко.

Вертолёт завалился набок и, как показалось Виктории, стал падать. Чинарёк вопил дурным голосом. Из носа его хлынула кровь. Вика саданула чиновника локтем, попав в жирный бок, и приникла к иллюминатору. Внизу проклятый кокон, тошнотно закручивающийся лохматыми спиралями, выбрасывал из себя длинные паучьи ноги. Они вырастали из вершины кокона и плавно тянулись на сотни метров в сторону, обрастая угольно-чёрными протуберанцами.

— Вон к тому гони, Ложкарёв! — кричал Коваленко тыча рукой куда-то в сторону.

Первая из гигантских арок уже впилась в старенькую «высотку», стоявшую сразу же за заводом «Промсвязь». Огромная дуга, образованная безумными вихрями, нависла над корпусами завода, не задевая даже мощную антенну на главном девятиэтажном корпусе. Высотку тут же обволокло чёрным. С дуги вниз полетела какая-то дрянь. Крыша монтажного корпуса завода быстро обрастала «чёрными саксаулами». Видно было, как по ней мечутся фигурки в комбинезонах, шарахаясь от летевшей сверху мерзости. Вот кто-то полетел вниз, отброшенный корявой ветвью, и безжизненно распластался на асфальте.

Солнце внезапно померкло. Над вертолётом, отбрасывая мрачную тень, пронеслась огромная чёрная полоса, похожая на струю вязкой взбаламученной жидкости. Вика невольно пригнулась. Рядом рыдал чинарёк, расцарапывая лицо и вырываясь из привязных ремней. Вертолёт дёрнулся в сторону. С грохотом покатился по рифлёному полу запломбированный ящик, обитый цинковым листом, и больно ударил Вику по ноге.

Вика вдруг поняла, что визжит от восторга и ужаса. Она смотрела сейчас на спину Коваленко, раскорячившегося у кабины пилота. Он обернулся — Виктория увидела его смеющееся красное лицо, блестевшее от пота.

— Не ссы, Капустин, по…бём и отпустим! — заорал он, хохоча во всё горло.

«Господи, да он псих!» — почему-то радостно подумала Вика. Больше всего на свете ей хотелось сейчас вырваться из потных объятий одуревшего чинарька и обнять хохочущего здоровенного нахала и матершинника Коваленко… и потом, скорее всего, грохнуться вместе с ним на землю, со всего размаху. Но — чтобы с ним, с ним, с ним!

…любовь…как не вовремя…всегда любовь не вовремя всегда…любовь!..

— Нормальный ход, Ложкарёв! — хлопнул Коваленко пилота по плечу. — Увернулись! Давай к базе! Коньяк ждёт, Ложкарёв, девки потные и горячие ждут!

Ложкарёв что-то неразборчиво ответил. Вика уловила только несколько матерных слов. Коваленко неприлично заржал и повернувшись к Вике, подмигнул.

— Касым, ты живой там? — крикнул он, глядя куда-то в хвост вертолёта. — Как там камера?

— Нормально, Игорь Антонович! — отозвался молоденький Касымов, которого теперь совсем не было видно за грудами ящиков. — Всё, как в аптеке, благодарение Аллаху милосердному!

Камера! Точно, ведь!

Под брюхом вертолёта торчал шар гиростабилизированной платформы, изъятой на УОМЗе, местном оптико-механическом заводе. Заводские клялись и божились, что платформа уже который год успешно работает. Пользуясь всеми преимуществами президентского карт-бланша, Коваленко «накрутил заводским хвоста», как он сам похвастался, и платформу на вертолёт установили за полтора дня. К платформе прилагался молчаливый Ренат Касымов, бывший для всех просто Касымом. Он следил за работой платформы, попутно выполняя роль видеооператора, ловко орудуя джостиком. Даром, что на платформе стоял шведский тепловизор фирмы «SAGEM» и камера «SONY». За всей этой музыкой требовался уход и присмотр.

— Всё записано и пишется дальше! — крикнул Касым.

— Б…дь, топлива толком нет, ещё бы покрутились, — ответил Коваленко, утирая пот со лба. — Ну что, председатель комиссии, жив-здоров?

Чинарёк полуобморочно висел на ремнях.

— Ох… — ответил за него один из охранников. — Ну, вы, ребята, даёте…

Вика поднялась и сделав несколько шагов на ватных ногах, обняла Коваленко. Целуя его в шершавую загорелую шею, она вдруг быстро укусила Игоря Антоновича за ухо и прошептала:

— Коваленко, сволочь, я в тебя влюбилась!

Она чувствовала, как глубоко и мощно дышит его грудная клетка, как напряжены мышцы его крепких рук, — она вдыхала запах сигарет и коньяка, чувствуя, как подгибаются её ноги…

— Садимся! — крикнул Ложкарёв.

— Эй, солдатики, — сказал над ухом Вики смеющийся Коваленко. — Председателю нехорошо. Прикройте его чем-нибудь… и пусть переоденется в армейское прямо здесь. Нехорошо, вдруг кто из прессы увидит?

Он повернул голову Вики и поцеловал её в губы.

— Живём, криптолог? Не жалеешь, что со мной связалась?

— Живём! — улыбаясь, ответила Вика. — Не жалею.

Вертолёт описывал лопастями странно ленивые круги. Злобный Ложкарёв, стоя у кабины, жадно хлебал из пластиковой бутылки «Кока-колу», запивая её коньяком «Русский» из только что открытой плоской бутылки. Спокойный Касымов хлопотал у платформы. Несколько ребят из «команды психов», как за глаза и в глаза звали «хозяйство Коваленко», уже скачивали видео на два ноутбука, шумно матерясь в брюхе вертолёта на мешающие им ящики. Попутно доставалось и охране переодеваемого чинарька. Охрана злобно огрызалась.

Фантастические дуги, выброшенные коконом, продолжали набухать, будто вытягивая соки из земли близлежащих окрестностей. В воздухе стоял вой сирен, крики громкой связи, взрёвывание двигателей и густой мат. Какой-то идиот, разворачивая танк, своротил штабель груза и теперь танк медленно пятился назад, шлёпая намотавшимися на гусеницу тряпками и проводами. Метались медики в балахонах высшей защиты.

Вся эта суета отражалась в огромных синих стёклах Дворца спорта — угол улиц Серова и Большакова. В полутора кварталах от Дворца кокон дышал и раздувался, покачивая десятком толстых шевелящихся арок.

— Игорь Антонович, эвакуация! — тревожно окликнули их из ближайшего фургона Газ-66.