Джефф Вандермеер - Подземный Венисс

— Когда-нибудь вы замените нас, — говоришь ты, даже не огорчившись. Наоборот, приходит облегчение: так меньше ответственности.

— Мэм? — Сурикат удивленно склоняет голову набок.

— Шерсть у тебя короткая, — поддразниваешь ты. — Светло-коричневая, с черными полосками. Отточенные, острые зубы. Рост — около четырех футов, и девяносто пять кило чистых мускулов. Как у тебя получается?

— Что, мэм?

Даже сквозь плотную шкуру Сальвадор ухитряется выглядеть нервным.

— Стоять прямо. Ходить прямо. И не зови меня мэм. Я Николь.

— Отлично, Николь. Скрещивание. Добавлены гены гориллы и кенгуру.

— Гориллы?!

Это уже на грани преступления, хотя с тех пор как пало центральное правительство, каждый закон трактуется восемнадцатью разными способами.

Легко ли сделать человека из гориллы? Ты никак не можешь отделаться от мысли, что сурикат — не просто ходячий компьютер, запрограммированный на верную службу, а вполне самодостаточное создание.

Вдохновленный твоей реакцией (это существо уже «читает» мысли и настроение), Сальвадор углубляется в словарное описание собственного вида, которое ты выслушиваешь вполуха.

— Сурикаты, Николь, были впервые обнаружены в Южной Африке; мы состоим в близком родстве с семействами лемуров и мангустов.

Ни разу не слышала о таких семействах, — бросаешь ты, но, увидев мучительное замешательство на лице собеседника, быстро прибавляешь: — Давай дальше.

— Да, Николь. В сущности, мы дальние кузены, мы с тобой, и наши отношения лучше сложатся, если ты будешь видеть во мне прапрапредка.

Ага, хоть с этим вопросом разобрались!

— Согласно традиции, у нас была схожая социальная структура, мы были высоко организованы и жили в местности, которая некогда называлась пустыней Калахари. Мы нежно обращались с детенышами, предавались ласковым играм и свирепо защищались от недругов. Мы проворно соображаем, поэтому представляем собой идеальный материал для генетических совершенствований. Первые прототипы вывел Мадрид Сибел, но именно Квин сотворил нас по-настоящему умными, стабильными, долговечными. Работы Мадрида Сибела над…

— Ладно, хватит, — перебиваешь ты, потирая глаза. — Рано еще. Походи тут пока, оглядись. Потом дорасскажешь.

Да, Сибел — это уже знакомая песня. Тебя куда сильнее занимает Квин.

Сальвадор умолкает с низким поклоном и начинает изучать гостиную, а ты наливаешь себе чашку кофе и опускаешься на диван.

Прежде всего суриката завораживает аквариум, и он вразвалочку подходит ближе, окинув прочую мебель самым беглым взглядом. А по пути небрежно проводит лапой по твоей коллекции редких бизнес-дисков. И буквально впивается глазами в миниатюрных брюхопарусников, которые томно шевелят голубыми плавниками в прозрачной тюрьме.

— Рыбец-сссс, — выговаривает он с наслаждением, а потом повторяет громче, раздвинув челюсти в блаженной ухмылке, так что розовый язык высовывается наружу: — Рыыыбкааа!

— Правильно, рыбка .

Ты ловишь себя на желании улыбнуться, но вместо этого хмуришься. Слишком уж он обаятельный. Надо быть осторожнее. Вспоминаются пугливые животные в районе Толстого, мускусный запах на квартире Николаса. Да и Квин этот… В голову приходит одна идея.

— Сальвадор, — окликаешь ты с кушетки.

Сурикат робко, бочком, подходит, не отрывая обсидиановых глаз от аквариума.

— Да, Николь.

— Расскажи, что ты знаешь про Квина.

Сурикат слегка наклоняет голову.

— Для чего тебе?

Ага, уклоняется. Запинается. Вот он и разоблачен. Или это знак любопытства, или тварь защищает своего создателя. Как она вообще о нем думает?

— Это, наверное, невежливо — спрашивать о Квине?

Интересно, долго он сможет уклоняться от ответа? Пульс ускоряется. Сердце вдруг начинает колотиться быстрее, чаще.

Сальвадор не мигая смотрит прямо в глаза, вернее, сквозь них — прямо в тебя.

— Нет, Николь. Ничего такого. Можешь задавать любые вопросы. Я готов оказать любую услугу.

Теперь ты уже боишься, хотя вроде бы ничего не переменилось. Сурикат все тот же, квартира тоже. Потом твоя решимость усиливается: ст о ит вспомнить о брате, затерянном где-то в городе, одиноком, а то и раненом.

— Мне просто любопытно, Сальвадор. Кто этот Квин?

— Он мой творец, — нерешительно отвечает сурикат. В голос вкрались новые нотки. Что такое — подозрительность? благоговение? — Квин — дитя во мраке, одинокий мальчик в парке, человек, который потехи ради коверкает и лепит плоть в угоду желаниям нашим. Он — поцелуй во тьме.

Надо же — услышать слова, написанные рукой Николаса на расстоянии в полгорода отсюда, в районе Толстого, где звери таятся, не показывая носа на свет… Что это значит? Хочется страдальчески закричать. Что это значит? Ты устала от вопросов.

Сурикат выжидающе таращится. В его разинутой пасти виднеются маленькие острые клыки.

— Что еще?

— Больше я ничего не знаю, мэм.

— Правда?

— Иссстина…

« Поцелуй во тьме ». Не веришь ты в совпадения. Каждая поливальная машина в городе работает строго по расписанию. Каждый поезд запрограммирован возвращаться в точное время. И если слова вылетают из уст суриката, это не случайность, а чья-то воля велит им прозвучать у тебя в ушах. Кому-то известно, что ты была на квартире у Николаса. Известно гораздо больше, нежели тебе самой. Может, настал момент отказаться от поисков, предоставить брата его собственной судьбе? Ты все сильнее убеждаешься, что полумерами тут не обойдется.

Однако тебе пора уходить по делам. Сурикат продолжает стоять перед аквариумом с несуразно восторженным видом.

К позднему вечеру, когда ты наконец возвращаешься, Сальвадор успевает прибрать во всем доме. Нигде ни пятнышка. Вытерта пыль со стола, со стульев, за головизором, выбита кушетка. Квартиру пропитывают ароматы сирени и сладкой ванили. Сурикат успел даже засеять травяной коврик и вовремя полил его, так что ворс мягко пружинит, однако не мочит ног, пока ты шагаешь к себе в спальню.

Здесь ты расстегиваешь сумочку и достаешь лазерный пистолет, купленный по дороге домой, тупой и темно-серый. Можно снести кому-нибудь голову со ста пятидесяти метров. Это не ответ на все твои вопросы, а все-таки приятно — настоящая вещь, не эфемерный слепок из полутеней и дразнящих полунамеков. А главное, так надежнее. Хочешь убрать его под подушку, но это неудачная мысль — Сальвадор наткнется, застилая кровать. Лучше оставить в сумочке. Продавец говорил: «Просто целься и стреляй».

Сурикат ожидает в гостиной: на голову нахлобучен смешной поварской колпак, а в лапе бережно зажата ложка. В комнате жарко пахнет морепродуктами и плавящимся сыром.

— Ужин готов, — объявляет он и жестом приглашает садиться.