Евгений Лотош - Корректор. Книга третья: Равные звездам

Он сладко зевнул и снова потянулся.

– Ну что, пожрать есть чего? – деловито осведомился он. – А то давайте от дяди Дора отрежем кусочек мяса! Он большой, даже и не заметит, а нам – ужин на пятерых. А?

– Яна, ты бы дала ему какую старую кость погрызть, – посоветовал Дентор. – А то ведь в самом деле от меня шматок откусит. А я к своим кусочкам трепетно отношусь. Да и у меня, кстати, в брюхе что-то забурчало.

– Мужики! – презрительно фыркнула Яна. – Между прочим, жрать в полночь вредно для фигуры.

– А мы с Яной кальмарный салат приготовили, – робко сказала Канса. – И еще морского окуня в сухарях. Только он уже остыл, его разогревать надо. И рисовые колобки еще остались. И упаковку кадзуноко я купила. Нести?

– Я знал, что не зря женюсь! – возликовал Палек, вскакивая и чмокая девушку в нос. – Канса, ты золото! Не надо нести, я и сам все слопаю прямо из холодильника.

Он заулюлюкал и на одной ножке ускакал в кухню. Канса тихонько улыбнулась, глядя ему вслед. Все-таки он такой смешной!

Ее взгляд упал на картину, все еще светящуюся над мольбертом, и внезапно она почувствовала легкий укол ревности, который тут же решительно задушила. В конце концов, ту женщину он видел в первый раз в жизни – и, возможно, последний. А ее он еще успеет нарисовать – пять раз, десять или сто. Если захочет, конечно. Художники – они все такие капризные!

Снаружи что-то глухо стукнуло, и по корпусу корабля прошел глухой гул. Карина заставила себя оторвать голову от тюфяка и взглянуть на Цукку. Та лежала с закрытыми глазами, ее дыхание казалось частым и неглубоким. Ну, по крайней мере она в сознании, и ее не корчит в судорогах – острые приступы, кажется, прошли окончательно. Сейчас, если судить по собственным ощущения, тяжело в основном психологически. Жаль, что нельзя продержать ее без сознания еще день-другой – плохо кончится для организма.

Лязгнула и заскрипела на несмазанных петлях дверь. В проеме показался Батаронг.

– Вставайте, – резко сказал он. – Сходим на берег.

Он повернулся и вышел, а вместо него в камеру вдвинулись трое угрюмых здоровяков с автоматами. Карина подавила позыв застонать и, пересиливая себя, потормошила Цукку за плечо.

– Цу! – прошептала она. – Цу, проснись. Цу!

Цукка медленно разлепила глаза и взглянула на Карину мутным взглядом. Та поспешно дотянулась до стоящего с другой стороны стакана с водой и поднесла к губам подруги, приподняв ее голову. Цукка вяло сглотнула, потом отстранила стакан и попыталась сесть. Карина осторожно помогла ей.

– Как ты? – спросила она.

– Бывало и лучше, – вяло ответила Цукка. – А ты?

– Аналогично, – Карина слабо улыбнулась. – Ничего, самое скверное позади. Цу, нам надо идти. Нас высаживают на берег.

– Голова кружится, – пробормотала Цукка. – Странное ощущение – как будто пустота внутри. Хочется чем-то заполнить.

– Привыкание. Цу, твой организм все еще требует наркотик. Сейчас самая опасная стадия – если не удержаться и вколоть его, все страдания окажутся напрасными. Они, – Карина мотнула головой в сторону конвоиров, – с удовольствием дадут маяку, но ты не должна поддаваться искушению. Пожалуйста!

– Понятно… Ну, давай вставать. Должно получиться… я надеюсь.

Опираясь на плечо Карины, Цукка, пошатываясь поднялась на ноги. Карину едва не скрутило очередным приступом тошноты – она автоматически попыталась задействовать манипуляторы, и ошейник отозвался импульсом, к счастью, слабым, предупреждающим. Однако показывать слабость перед лицом врагов она не намеревалась. Подхватив тяжело опирающуюся на ее плечо подругу за талию и закинув ее руку себе на плечо, она развернулась к конвоирам.

– Куда идти? – холодно спросила она. Те расступились: двое встали по бокам двери, третий вышел наружу, качнув вдоль коридора стволом автомата.

Подниматься по крутому трапу с высокими ступеньками на слабых дрожащих ногах оказалось настоящей пыткой, но они справились с задачей без посторонней помощи. На палубе им в лицо ударил вал душного жаркого воздуха. Сияло стоящее в зените солнце, и вокруг узкой, едва ли два десятка саженей в диаметре, бухточки смыкались высокие скалы, покрытые странными незнакомыми деревьями с густо-зеленой, почти черной листвой. В кронах вопили неведомые птицы.

Шай стоял у перекинутого на узкий деревянный пирс трапа и, прищурившись, смотрел на пленниц. Его одежда изменилась. Небрежно накинутый сверху хантэн покрывал не обычные брюки и водолазку, какие он носил ранее, а черные штаны с широченными штанинами, напоминающими юбку до пят, и свободную белую рубаху с такими же широченными рукавами. За черный пояс с левой стороны были заткнуты длинный слегка изогнутый меч в ножнах, в котором Карина по рукояти и характерному круглому эфесу-цубе с изумлением опознала настоящую тоскалу, и длинный кинжал. С другой стороны низко, на середине бедра, висела кобура с тяжелым армейским пистолетом.

– Где мы? – спросила Карина, озираясь. – Что за место?

– Тебе незачем знать, – отрезал Шай. – Сейчас мы полетим на вертолете. Спускайтесь на пирс.

Карина стиснула зубы. Не получилось. Жаль. Цукка могла бы сообщить, где их искать. Хотя… зачем? Они где-то далеко-далеко на Западном континенте, в Сураграше, а то и в Караграше. Или нет, Караграш куда севернее. На каком-то языке – на поллахе? – "сура" значит "рядом", а "кара" – "за". "Кара" – совсем как ее имя, только вот не похоже, чтобы ее приветствовали здесь как королеву. Невольно улыбнувшись случайной ассоциации, она, поддерживая Цукку, двинулась к трапу.

От пирса, заставленными большими деревянными ящиками, их повели вверх по крутой тропинке, петляющей между толстыми, в обхват, деревьями. Шай и его подручный, Батаронг, быстрым шагом ушли вперед, и женщины остались ковылять в окружении десятка угрюмых мужчин с автоматами и кинжалами. Через пару сотен саженей Карина окончательно выбилась из сил. У нее помутилось в глазах, и она почувствовала, что падает, увлекая за собой Цукку. Мир закружился вокруг, и она, стоя на четвереньках, отчаянным усилием воли отогнала подступающее беспамятство. Сильные руки резко, но не грубо вздернули ее на ноги, и один из мужчин, не говоря ни слова, перехватил ее за талию и забросил к себе на плечо. Второй проделал то же самое с Цуккой. Болтаясь в такт шагам вниз головой, Карина отчаянно пыталась унять сердцебиение, и к тому моменту, как ее снова поставили на ноги, чувствовала себя довольно сносно. Душный сырой горячий воздух казался неприятным, но, в конце концов, лето в Катонии иногда оказывалось почти таким же.

Они стояли на большой асфальтированной площадке, на краю которой неторопливо вращалась решетчатая антенна локатора. Виднелась уходящая вдаль взлетно-посадочная полоса – верста или около того твердой земли, окруженная стеной ярко-зеленых деревьев, в начале которой стоял легкий одномоторный самолет. Трое мужчин лениво закидывали в самолет какие-то мешки. За полосой виднелись большие цистерны. Прямо же перед ними возвышалась огромная туша транспортного вертолета – не меньше десяти саженей в длину и пяти в высоту. Лопасти длиной семь или восемь саженей, грустно свисающие к земле, вдруг пришли в движение и начали медленно крутиться, постепенно ускоряясь и распрямляясь, а двигатель громко загудел.