Джон Бересфорд - Только женщины

Эти меры самозащиты ясно показуются. Мы должны запереть свои двери и не впускать к себе чуму. Карантинов недостаточно - надо прекратить всякую торговлю с Европой, пока не минует опасность. Благодаря счастливой случайности нашего географического положения, мы можем изолировать себя от остального мира. Запрем же нашу дверь, пока не поздно».

Если б публика не была так напугана предшествующими известиями, на статью Трэйля не обратили бы внимания - или высмеяли бы ее. Но теперь, в момент волнения и страха, на некоторых, она произвела сильное впечатление: начались разговоры о «запертой двери», митинги, агитация. Печать по этому вопросу, сразу раскололась на две категории: либеральную и консервативную.

Во главе последней выступил «Тайме», разбивший в пух и прах доводы Трэйля. Но еще больше сенсации вызвало появление в «Дэли Мэйль» двух статей, принадлежавших: одна перу бактериолога, Другая - известного профессора экономиста. И не столько первая, основанная на гипотезах, сколько вторая, настолько убедительная, что она пошатнула убежденность многих приверженцев «запертой двери».

Профессор экономист доказывал, что Англии при запертых дверях де просуществовать и месяца. Даже, если начать готовиться сейчас же выписать в большом количестве зерно из Канады, консервы из Америки и пр. и пр., даже при огромном запасе всех продуктов ввоза, невозможно изолироваться более, чем на три месяца. Далее, профессор ставил на вид, что прекращение, хотя бы и на время, торговли с заграницей, убьет английскую промышленность, и горячо увещевал страну остерегаться лжепророков, пессимистов и оппортунистов, которые соблюдают только свою выгоду, не заботясь об общем благе.

Статья была превосходная, одна из лучших, когда-либо помещенных в «Дэли Мэйль» - и она также была перепечатана всеми прочими газетами.

«Дэли Пост» на другой день возразила, что профессор экономист противоречит сам себе, что по вопросу о реформе тарифов он утверждал совсем другое, но это не произвело впечатления. Не все ли равно, что профессор противоречит сам себе, когда его доводы так здравы, так неотразимы? Тут нужно одно: нажать на санитарный департамент. И все будет благополучно.

Представители огромного семейства Гослингов в конторах, складах и магазинах, как и следовало ожидать, шли по линии наименьшего сопротивления. Но вопросы Флэка, как он относится к перспективе «запертой двери», Гослинг рассудительно отвечал, что «уж это слишком».

Флэк, от природы недоверчивый, тоже склонен был так думать, но уверенность коллеги разбудила в нем дух противоречия.

- Ну, я бы так уверенно не говорил. По-моему, дело плохо.

- Плохо то плохо, но, все же, головы не следует терять, - возражал Гослинг. - С одной стороны, уж, наверное, дело обстоит не так безнадежно, как говорят; с другой, политика «запертой двери» грозит разорением и гибелью сотням тысяч человек - с этим надо считаться.

- Лучше пусть погибнет несколько тысяч, чем все.

- Ну, до этого не дойдет, дружище. Этого не чего бояться. Надо только, чтобы санитарный департамент не сидел, сложа руки. Необходимо установить самый строгий карантин - вот что надо делать.

Действительно, это казалось самой практической и единственной мерой, которую можно было принять в предупреждение заразы. Приверженцы «политики запертой двери» быстро убывали. Этот план действий был слишком непрактичен.

В течение февраля и первой половины марта новая чума распространялась по Средней Европе, но не с ужасающей быстротой.

В десятых числах марта в Берлине насчитывалось более 500 человек, умерших от этой болезни, в Вене - около 450, в Петербурге и Москве не больше того; во Франции, пока, было сравнительно мало заболеваний, а в Испании и Португалии не было вовсе.

Многие авторитеты сходились в убеждении, что смертность от чумы достигла максимума и теперь пойдет на убыль. Больше того: очевидно, первые сведения о заразительности новой болезни были сильно преувеличены, так как до сих пор на Британских Островах не было ни одного случая заболевания, несмотря на обширную торговлю Англии с континентом. Правда, всюду установлены были строжайшие двухсуточные карантины для приезжающих - выяснилось, что инкубационный период продолжается около пятидесяти часов - но, пока, еще ни один из прибывших из-за границы не был задержан и отправлен в госпиталь. Из этого выводили заключение, что новая чума не так у›к заразительна, локализируется в определенных центрах и не легко переносится из одного места в другое.

Тревожило только одно - страшная смертность среди врачей и бактериологов, пытавшихся распознать и изучить зародыши новой болезни. Девять английских бактериологов, дерзнувших на мученичество ради науки, поехали в Берлин на чуму - и ни один не вернулся. Вследствие такой особой восприимчивости бактериологов и врачей к заразе, относительно общего характера, свойств заразы и ее действия большая публика оставалась еще в полном неведении.

К половине марта сложилось убеждение, что строгость карантинных правил наносит большой ущерб торговле и должна быть ослаблена. Иностранные правительства, ведь, тоже сознают серьезность грозящей им опасности и делают все возможное для локализирования эпидемии. Вначале страна была напугана - это естественно - но теперь успокоилась и видит, до какой степени опасность была преувеличена.

При втором чтении церковного билля, перед Пасхой, правительство одержало победу девятнадцатью голосами, и все Гослинги, уже привыкшие к чуме и только клявшие ее за то, что она вредит торговле, с радостью сосредоточили свой интерес на новой теме. Все они были убеждены, что на новых выборах консерваторы пройдут подавляющим большинством.

А так как либералы уже более десяти лет держали власть в своих руках, такая перспектива никого не устрашала.

Но в этот критический момент к полному удовольствию поборников господства Евангелической церкви - новая чума принялась всерьез косить людей.

Россия опустошалась быстро. Сообщение с Москвою было прервано, но не в виде меры предосторожности, а потому, что вся жизнь города была парализована. Люди падали мертвыми на улицах, и хоронить их было некому, кроме женщин. Началось повальное бегство из города. Дороги были запружены пешими и ехавшими в экипажах, так как поезда перестали ходить.

Известия об этом пришли не сразу: они просачивались понемногу; каждые два-три часа получались телеграммы, сначала подтверждавшие, потом опровергавшие, потом окончательно подтверждавшие полученные раньше вести о бедствии.

Эти вести вызвали нечто в роде войны - в целях самозащиты. Германия выслала на границу войска, чтобы задержать приток эмигрантов из России и Царства Польского; Австро-Венгрия поспешила последовать ее примеру.