Сергей воронин - детский сад

- Приеду, Вань. - растроганно сказал Егор. - Хотя я такой рыбак, знаешь.

Опять оказались на трассе, только уехать далеко не получилось.

Прямо перед носом из кустов вывернул «Камаз».

Тезка дал по тормозам, крутнул влево, а дальше закрутило по снегу и, перекувырнувшись несколько раз, машина улеглась в кювете, беззащитно выставив брюхо.

Очень быстро все получилось.

Еще только о чем-то шутили с Максом и Егор только начал что-то говорить, что-то может сейчас и ненужное, потому что говорить особенно не хотелось, но Максим пошутил, а тут вдруг большое на дороге и началась длинная-длинная секунда, в которую обнаруживаешь, что внутри все на самом деле было подвешено на очень тонкой нитке, и успевают проскочить лихорадочно-ненужные мысли о всякой ерунде нелепой мелкой, а потом тебя бьет бьет со всех сторон и бедная голова не выдерживает, вернее, кажется, что уже все, не выдержит, и вдруг тишина, и за окном бело.

Так было.

Мыча, Егор зашарил вокруг и потянулся к этому белому.

А. Стекло. Выбить. И, перевернувшись, ногой его раз, раз. Слабо. Внезапно света стало больше - дверь открылась и потянули за ногу. Туда, в снег.

8. Налет.

Егор проснулся от грохота, и почти сразу в глаза влепил мощный свет фонаря.

- Ну-ка лежать, суки, как лежали! - заорал визгливый срывающийся голос. - Щас гранатой п…! Руки из-под одеяла быстро! Подняли руки!

Сбоку кто-то метнулся. Макс! Кто же еще! Но тут же упал на колени, обхватив голову.

- Ах вы, б…, не поняли! - надрывался голос. - Открываем огонь! Руки подняли! Один, два… Егор вытянул вверх руки. Максима опять приложили прикладом и он беспомощно ткнулся в пол. Из соседних кроватей торчало еще четыре руки.

- Может их з… все-таки! - выразительно пробасил кто-то в глубине, за дергающимся фонарем.

- Лежать, суки, и жить будете! - опять срывающийся противный голос. - Хотя, будь моя воля!

Хорошо, что он такой безвольный.

Сердце стучало, застукивалось.

Что же?… Почему без тревоги?…

Ну сторожа…

Как?…

Да ладно… Было бы желание…

Визгля еще понадрывался, нес всякую дрянь, гадкую, как его голос. Егор старался не слушать, только зубы крепче сжимал, пытаясь выровнять дыхание. Как учил Максим - от физики к лирике. Черт! Как он там?…

Тело, несмотря на все усилия, колотила гнусная мелкая дрожь, как перед дракой, начало которой затягивается, задерживается, а может и обойдется, и тело предает дух, сомневается, робеет, трясется.

Наконец крикун умолк, видимо ему что-то передали. Фонарь скачком приблизился к лицу и выключился.

Открыв глаза, Егор некоторое время просто смотрел.

Перед глазами было… Бревно.

А я Егор. Пудинг - это Алиса.

Как- то очень быстро все вспомнил. Это не фонарь выключился.

Видно было плохо, наверно, рано еще. Жутко чемто пахло. Егор лежал на боку, головой в стену. Подбородок и рот какие-то мокрые. Рвотой пахло! Вырвало, значит, вот тебе и праздничный ужин.

Голова раскалывалась, макушка пульсировала, отрицая саму возможность существования здесь и сейчас.

Руки были скручены за спиной.

Егор стиснул зубы и рывком повернулся на спину. В голове закрутилось, и он переждал немного, пока потолок перестал падать и исчезли черные шары.

На полу неподвижной кучей темнел Максим. Поерзал и медленно сел, спустив ноги на пол.

- Гош!

Семенов.

- Семен!… Ты как?

- Нормально! Мне Шурик веревку грызет!

- Это скотч! - придушенный голос Шляхтермана.

Егор облегченно улыбнулся. В голове шумело, но как-то странно шумело, что-то еще примешивалось.

- Что это, шумит вроде?

- Да эти уезжают, похоже.

Макс! Упал возле него на колени. Максим лежал весь скрючившись, в позе зародыша, руки у него тоже были связаны за спиной. Егор наклонился, а потом и лег ухом на его голову.

- Макс! Макс! - затеребил.

Вроде дышит. Поднялся и пнул коленом.

- Макс! Очнись! Подъем! И еще пару раз пнул. Наконец зашевелился, застонал.

- Не… надо… С ума… сошел…

Оставив его прочухиваться, пошел на кухню за ножом. Долго ковырялся, порезался, наконец освободился. Голова смирилась, теперь просто болела.

Потом разрезал скотч Максиму, Андрею и грызуну Шляхтерману.

- Давно грызешь? - позволил себе участливо поинтересоваться.

- Пошел ты! - отозвался Шурик, растирая затекшие руки.

Выходить из дома было страшно, страшно увидеть то, что можно было увидеть. Слава Богу, ничего такого не увидели. Слава Богу, вроде все обошлось.

«Слава Богу» - это присказка такая, Надюхина.

Не обошлось только, как потом выяснилось, для Ивана, заколотого на улице, была его смена. Паше, жившему в отдельной избе с Ларисой, сломали руку. Остальных не тронули, просто двери подперли и кричали в окна, угрожали гранатами.

Пропала еда.

Похоже, напавшие знали, где искать, да не очень то и прятали, в основном все берегли от крыс и развешивали в сараях. Унесли все, весь запас, довольно приличный и с таким трудом собранный, ничем не побрезговали, осталось только то, что было в домах.

Кто это был? Непонятно.

Пропало оружие, которого и так то было немного. Осталась пара спрятанных у девчонок пистолетов и чуть патронов.

Пропало красное семеновское печенье.

Неожиданно выглянуло солнце. Засиял, засверкал белый чистый мир. Здесь, в частном секторе, над густо заросшим оврагом, создавалась иллюзия отстраненности от города и близости к природе, разрушенная этой ночью. Город был рядом и хищно следил за всеми своими обитателями.

Похрустывая снегом, все неприкаянно ходили из дома в дом. Дети, поплакавшие из солидарности, уже успокоились и затеяли играть в снежки и катать снеговиков.

Егор нашел Надежду, сидевшую на своей кровати, обняв колени. До этого она все ходила, распоряжалась, а потом пропала куда-то. Лицо у Надюхи было зареванное, припухшие глаза смотрели щенячьи обиженно.

- Надь, ну ты чего? - испугался Егор, подходя, хотел рядом с ней сесть на кровать, но почему-то оказался на табурете.

- Егор, как ты думаешь, кто это был? - осипшим голосом спросила она, растирая глаза кулаком, с зажатым в нем большим пальцем, такой трогательный кулачок.

- Стас! - брякнул Егор, не думая. Можно было кого угодно назвать, какая разница. Надюха горько усмехнулась.

- Может и Стас… - потом встряхнулась. - Нет! Не хочу. Не Стас.

Егор кивнул.

- Не Стас… Уезжать нужно, Надь… В деревню куда-нибудь… Пропадем мы здесь.

Она, похоже, не слушала - слова повисали в воздухе. Но нет, оказалось слушала.

- Мы уже пропали. - тихо сказала Надежда.

После обеда из остатков макарон, посыпанных куриными кубиками, похоронили Ивана.

Место было хорошее - площадка над оврагом в яблоневом саду. Там уже лежали Виталик Громыко, погибший весной в нелепой перестрелке в городе, и Саша Купреенков, застреленный из пулемета в начале осени на мосту, когда пытались на тот берег пройти.