Сергей Снегов - Сотвори себе кумира

был напуган похуже меня. Он трясся и боялся поднять лицо.

— Не правда ли, Гейгер, — со зловещей мягкостью заговорил Робинсон, — не правда ли, говорю я, вы восхищены, как и я, благородным образом мыслей нашего коллеги Шурке? Вот истинный образец христианских добродетелей, не так ли? Шурке носит бога в сердце своем, и этот бог, естественно, я. Надеюсь, обожание господа, в каком бы образе ни явился господь, не противоречит догматам нашей святой религии?

Я отвернулся, мне неприятно было смотреть на это жалкое растерявшееся существо. Уверен, что Робинсон принудил Гейгера идти с ним на корабль, добровольным решением тут не пахнет, что бы ни говорили Робинсон и сам Гейгер.

— Нет, почему же! — промямлил Гейгер. — По форме, конечно… Но существо, тем не менее…

— Отлично. Два пленника против, три добровольца — за, — подвел итоги Робинсон. — Мое решение таково: пленников запираем в кормовой камере, а вам, Шурке, готовиться к нападению на человеческую эскадру. Сегодня мы покажем тупым землянам, кому принадлежит космос!..

…однако сумел спастись. «Гермес» но резвости пока еще превосходит другие корабли, это, к сожалению, надо признать. Робинсон третий день не показывается в салоне, Шурке притих, Гейгер подавлен, а мы со Снорре втихомолку ликуем. Спасения мне ждать неоткуда, но мысль, что сорвался план Робинсона блокировать человеческие трассы в Галактике, наполняет меня востор…

…слишком сильный удар. Повреждения более значительны, чем уверял Робинсон. Вряд ли удастся восстановить «Гермес», хотя жить в нем еще можно. Планета — крохотный шарик, лишенный и подобия атмосферы. Два дневных солнца я выдерживаю, но три ночных действуют на нервы. Ночь продолжается около земного года, день такой же продолжительности. Снорре обещает пустить первый атмосферный завод к лету, и тогда можно будет выходить без скафандра. Робинсон передал ему всех роботов, я вынужден выделить отряд мыслящих собак. Эти чудесные создания, ласковые, умные и умелые, работают так споро, что Снорре ими не нахвалится. Тупой кретин Шурке обращается с ними, как египетский надсмотрщик с пленными. Я упрекнул его, он замахнулся кнутом. Я поспешно ушел, но сердце мое обливается кровью. Я убил бы Шурке, если бы мог убивать. Но я умею лишь создавать, я никогда не учился что-либо уничто…

…азал я с возмущением.

— Вы ошибаетесь, — возразил он. — Я член общества охраны животных, а ваши собачки разумные существа, а не животные. Правила защиты бессловесных тварей на них не распространяются.

— Короче, вы не хотите смягчить их трудное существование, Гейгер?

— Единственное, что я могу сделать, это постараться внести в грубую душу Шурке принципы христианской благости и всепрощения. Но вы сами понимаете, профессор, Шурке это Шурке!

Я пошел от него. Если Робинсон отказался поддерживать меня в споре с Шурке, то Гейгер и подавно не пойдет против своего господина. Попытка прибегнуть к его заступничеству была бессмысленна. Я дурак, всегда был дураком и другим уже не буду!

Гейгер крикнул мне вслед:

— Подождите, профессор, вот же горячая душа! — Я обернулся. Он сказал — и так, словно его обещание могло оказать огромное действие: — Сегодня возьму двух роботов и выбью на камне десять христианских заповедей. Шурке ежедневно будет читать скрижаль завета, и это, уверен, окажет благотворное влияние на его душу.

На другой день камень с высеченными заповедями красовался неподалеку от корабля. И эта чепуха — все, чего я доби…

…надо помешать! — твердо сказал Снорре. — Пора вам, профессор, отделаться от ваших вечных колебаний и нерешительности. Или мы их или они нас — только так теперь!

— Погибнут мои создания! — запротестовал я. — Погибнет выведенная мною новая форма разума, которой еще предстоит великая будущность!

— Нет, тысячу раз нет! — воскликнул Снорре. — Во-первых, останутся те собаки, которых они переселили на корабль для обслуживания их персон. А во-вторых, мы возвратимся сюда с людьми и арестуем эту преступную тройку, а все создания, что находятся сегодня в собачьем лагере, вызволим.

Я опять раздумывал и опять не видел выхода. На что-то надо было решаться, я только не знал — на что.

— Вы уверены, что разобрали их разговор? — спросил я.

— Я не страдаю глухотой. И они не догадывались, что я спрятался под бочкой. «Оставим их здесь с сотней лишних псов, пусть подыхают вместе с ними, а сами завтра вырвемся снова в космос», сказал Робинсон. «И будем нападать лишь на отдельные корабли, а не на эскадры». Итак, ваше решение, профессор?

— Согласен! — сказал я. — Но я все-таки выпущу собак из загородки. Оставлять их в жестоких лапах Шурке я не могу. Ждите меня на корабле.

Он зашагал к звездолету, а я поспешил к домику, откуда неслись хохот захмелевшего Робинсона и дикий рев Шурке…

…один час! — крикнул Робинсон. — После этого я взрываю бомбу. Мы, конечно, погибнем тоже, но и ваши тела разлетятся плазменным облачком.

— Он врет! — простонал я. — Нет у них бомбы.

— Он говорит правду, — ответил Снорре. — Думаю, нам не уйти. За час я не подготовлю аппаратуру к полету.

— Я не хочу выходить! — воскликнул я. — Снаружи нас ждет смерть еще более жестокая, чем здесь. Робинсон не простит нам попытки к бегству.

— Он, несомненно, поиздевается над нами.

— Что же делать? Что же делать, боже мой? Снорре возится с пусковыми приборами, а я пишу. До конца предоставленного нам часа осталось восемь минут. Сейчас я поставлю последнюю точку и запру дневник в сейф. Вот она, последняя точка — может быть, на всей моей жизни!»

Ученая Кэт закончила чтение расшифрованного дневника, и на трибуну опять взошел Полкан.

— Самое главное еще предстоит услышать! — залаял он с воодушевлением. — Дневник бога Васильева добавляет подробности, но в целом рисует лишь ту картину божественных взаимоотношений, что сохраняется в памяти собак старшего поколения. Для нашей практической жизни важнее скрижали завета, сохранившиеся, к сожалению, частично, так как многие слова в строках отсутствуют, Кэт, прошу вас.

— Вот что удалось разобрать на Камне Завета, — заговорила Кэт. — Читаю по порядку каждую строку, где сохранились слова:

…сотвори себе кумира.

…возлюби самого себя.

…убей.

…укради.

…лги.

…прелюбодействуй.

…богохульствуй.

— Хотя и не все расшифровано, но основное ясно, — пролаял Полкан с трибуны. — Самым же убедительным доказательством истинности расшифровки является то, что изречения в точности описывают божественное поведение наших создателей. Думаю, это не явится темой дискуссии. Теперь нам остается лишь найти способ внедрить завещанную богами истину в нашу жизнь, и мы сами тогда станем богоподобными и богоравными. Прошу высказываться. Кто просит лая?