Леонид Панасенко - Побежденному - лавры

Игры хотели провести в канун их двухсотлетия, но солнце в тот год показывалось всего четыре раза, и гелиографы Новых Афин не успели передать соседям даже жизненно важные сообщения.

Только ранней весной в год 107 от Ошибки Компьютера упорные ветры, прилетавшие день за днем со стороны Эгейского моря, разгребли черный мусор туч, и людям стал чаще открываться усталый лик светила. Оно было, как и прежде, кирпично-красным, потому что, по преданию, пепел погибших поднялся даже в космос, и теперь ему предстояло падать на головы живых вплоть до скончания человеческого рода. Тело солнца казалось расплывчатым, зыбким, будто студень медузы, однако это давно никого не пугало. Те ученые, которые выжили после Ошибки Компьютера и на которых не хватило гнева, чтобы их убить, установили: на большой высоте постоянно дуют ураганные ветры, несут пепел и песок. Жаль только, говорит судья Спирос, что им не хватает ярости или вообще задуть ко всем чертям это солнце, или разогнать, рассеять наконец столетние сумерки.

Как бы там ни было, первые просветы в тучах вызвали всеобщее ликование.

Между холмов землянок бегали и визжали от радости дети. Как ни ругали их матери, они то и дело заскакивали в глубокие лужи, поднимали тучи брызг, а то съезжали с холмов-крыш по гнилой прошлогодней траве, будто по снегу.

«Надо обновить дренажную систему, — подумала левая голова Спироса, глядя на лужи. — Иначе сырость доконает нас».

Правая голова судьи, наблюдавшая в это время за пересверками ближайшего гелиографа, который устроили на чудом сохранившейся фабричной трубе, наклонилась к посыльному и шепнула ему что-то на ухо. Орест вскочил и, смешно выбрасывая в стороны босые ноги, побежал вниз по скользкому склону.

Судья Спирос сидел на вершине своей землянки, на широкой каменной плите, может быть даже надгробной, которую втащил на холм то ли его отец, то ли еще дед. Само убежище тоже построил дед. Впрочем, так поступили все, кто уцелел после Ошибки Компьютера. Чтобы уберечься от радиации, диких ветров и непрерывных дождей, люди стали засыпать свои жилища (понимай — подвалы в развалинах и одноэтажные домики) землей. Чем больше курган, тем безопаснее. Придумывали примитивную вентиляцию, старались укрепить потолок, чтобы не дай бог не рухнул и не раздавил. Они зарылись в землю как кроты, и земля в который раз спасла своих бестолковых хозяев.

«А точно — кроты, — подумала левая голова. — Даже внешне наши Новые Афины напоминают большое поле с терриконами кротовых нор… Интересно, куда это он отправил моего посыльного?»

Головы Спиросу достались с характером. Они постоянно вздорили друг с дружкой, однако, как ни странно, в их бесконечных спорах то и дело рождались неплохие идеи. Может, поэтому жители Новых Афин избрали Спироса судьей; недаром ведь говорят: одна голова хорошо, а две — лучше. Как научить головы жить в мире и согласии, Спирос не знал. Кроме него в Новых Афинах был еще один двухголовый мутант, придурковатый Александр, которому, очевидно, на две головы достался один мозг. Уж с ним-то не посоветуешься!

— Что ты крутишься без конца?! — возмутилась правая голова.

— Ты куда Ореста послал? — вопросом на вопрос ответила левая. Головы у Спироса были абсолютно похожи (по-видимому, должны были родиться близнецы), и оттого их перепалки выглядели со стороны особенно комично.

— Телеграмму понес. Всем соседям. Чтобы завтра в шесть утра отправляли к нам марафонцев.

Левая голова от возмущения даже дернулась.

— Ты сошел с ума! Весна, слякоть, хляби небесные и земные. Тысячи забот… А ты назначил эти нелепые состязания.

— Какой ты глупец! Есть решение Совета старейшин. Ты сам за него голосовал. Просто долго не было солнца, и мы все откладывали и откладывали. Сколько можно откладывать?!

— Но ведь мы не готовы.

— Что там особо готовиться? — вздохнула правая голова. — Ты о другом подумай: у людей уже сто лет не было Праздника. Целые поколения рождаются и умирают под землей. Мы так редко видим солнце, так редко собираемся вместе.

— Дособирались уже — дальше некуда, — проворчала левая голова. — Одно тело на двоих, кошмар!

— Скажи спасибо, что ты не родился кентавром. Кстати, они тоже хотят участвовать в Играх.

— В качестве кого: лошадей или людей? — удивилась левая голова. Головы повернулись, посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись.

В это время Спироса позвали.

Часа полтора вместе с другими мужчинами судья корчевал сухое дерево, которое торчало посреди поля для игры в мяч. Когда наконец подрубили корни и дерево, затрещав, рухнуло, стало даже немного жаль его. Спирос еще помнил дерево живым, да и потом, когда оно усохло, мальчишки по-прежнему считали его своим, чуть ли не игроком, по крайней мере, им оно на поле никогда не мешало.

— Все правильно, — сказала левая голова. — Мы привыкли, а вот чужие люди не поймут.

Обе головы Спироса вспотели от работы, и он по очереди вытер их правой рукой, хотя руки давным-давно были соответственно поделены. Все остальное делить, увы, не приходилось. По этому поводу над Спиросом часто подшучивали, особенно раньше, когда он был моложе. Головы его хоть и ссорились, однако в житейских и амурных

делах всегда действовали согласованно. Доверившиеся мутанту женщины, как правило, утверждали, что две головы — вовсе не помеха, жаль только, добавляли они с лукавинкой, что взбесившаяся природа не удвоила и все остальное.

Не успели толком отдохнуть, как на окраине селения показалась здоровенная повозка с консервами. Тянули ее два кентавра — Хирон и Фол, названные так в честь своих мифических сородичей.

Освободившись от лямок, Фол устало тряхнул курчавой головой и лег на землю.

— Все! — заявил он. — Теперь неделю буду отъедаться.

Он дышал тяжело, с присвистом. Худые бока то вздымались, то опадали, и левая голова Спироса с грустью заметила, как натужно ходят под шкурой кентавра выпирающие ребра.

Хирон все еще стоял в упряжке. Немногословный, он и сейчас не включался в общий разговор, который вертелся вокруг весны, нежданного солнца и завтрашних Игр. Хирон стоял, умиротворенно прикрыв глаза, и что-то жевал. Кентавры все время что-нибудь жевали, так как огромное лошадиное тело требовало еды несравненно больше, чем человеческое. Весной и летом они не брезговали полакомиться молодыми побегами и травой.

— А как же Олимпийские игры? — спросил Хирон.

— К черту! — рявкнул Фол. — Спать и жрать. Я им не лошадь.

Все засмеялись. Орест, ткнув Фолу и Хирону по пучку бледно-зеленых побегов, скомандовал:

— Пять человек с корзинами остаются разгружать повозку. Остальные — за мной. Надо до вечера все привести в порядок.