Эрик Рассел - Дышите… Не дышите

В полдень Крысоглаз внезано встал из-за стола, подошел к стене, пнул ее изо всех сил и громко высказался – и все это удивительно по-земному и по-деревенски. Бурдюк мягко упрекнул Крысоглаза за пустую трату времени, чтобы высказать свой патриотизм. Крысоглаз продолжал играть с угрюмым видом шалуна, которого позабыла поцеловать матушка.

Поздно вечером Бурдюк остановил игру, повернулся к объективам видеокамеры и напыщенно сказал:

– Игра продолжится завтра – на семнадцатый день!

Когда на следующее утро тюремщик просунул сквозь решетку завтрак, Тейлор обратился к нему:

– Что-то ты запоздал. Я уже должен был играть.

– Сказали, что сегодня до обеда ты не понадобишься.

– Вот как? Что за суета тут поднялась?

– Вчера ты побил рекорд, – проинформировал тюремщик, неохотно выражая восторг. – До сих пор никто не затягивал игру до семнадцатого дня.

– Так что, мне подарили утро, чтобы я отпраздновал это событие? Да? Очень милосердно с их стороны.

– Понятия не имею, к чему эта задержка, – сказал тюремщик. – Никогда не слышал, чтобы прерывали игру.

– Как ты полагаешь, игру остановили насовсем? – спросил Тейлор, чувствуя легкое удушье. – Как ты думаешь, они официально объявят игру законченной?

– Нет, такого быть не может. – Тюремщик будто даже ужаснулся этой мысли. – Мы не можем накликать на себя проклятие мертвеца. Крайне важно, чтобы осужденный сам выбрал время своей казни.

– Почему?

– Потому что так всегда было, всегда.

Он ушел, чтобы раздать завтрак другим заключенным, оставив Тейлора мучиться над этим объяснением. «Потому что так было всегда». Недурная причина. На самом деле, ее даже можно считать хорошей. Тейлор и сам может назвать несколько бессмысленных, нелогичных обычаев, существующих на Земле, только потому, что «так всегда делалось». Таким образом, неизменяемые обычаи гомбариан ничуть не хуже и не лучше обычаев землян.

Хотя Тейлора несколько успокоили слова тюремщика, он ничего не мог с собой поделать и чувствовал себя все хуже и хуже по мере того, как шло время. Но ничего и не происходило. После шестнадцати дней игры он уже и во сне перекладывал диски с колышка на колышки… В отсрочке, которую ему предоставили, было что-то угрожающее.

Снова и снова Тейлор уловил себя на мысли о том, что инопланетяне ищут эффективный способ закончить игру, не пренебрегая в то же время условностями. Когда они найдут такой способ… если найдут… они тут же объявят игру законченной, уведут его и притянут к столбу очень тугим галстуком.

После обеда, когда он уже совсем погрузился в пессимизм, за ним пришли. Его живенько, подбадривая толчками и пинками, отвели в ту же комнату, что и раньше. Игра возобновилась, будто и не прерывалась. Длилась она едва тридцать минут. Неожиданно Бурдюк велел остановиться, Тейлор вернулся в свою камеру.

Вечером его снова вызвали. Он шел неохотно, потому что эти внезапные и короткие приступы игры сказывались на его нервах гораздо сильнее, чем те, что продолжались целый день. Раньше он точно знал: его ведут играть в арки-маларки с Крысоглазом. Сейчас он не был уверен, что не станет главным персонажем в пьесе, от которой аж дух захватывает, причем в буквальном смысле.

Как только он вошел в комнату, то сразу осознал, что на сей раз все будет происходить совершенно по-другому. Доска с дисками и колышками все еще стояла в центре стола. Но Крысоглаз отсутствовал, так же, впрочем, как и вооруженный отряд. Его ждали трое: Бурдюк, Паламин и коренастый, крепко сколоченный субъект, у которого было какое-то специфическое отсутствующее выражение.

У Бурдюка был обиженный и недовольный вид. Словно он съел что-то недоброкачественное. Паламин выглядел особенно сердитым и выражал свое недовольство, фыркая, как горячая лошадь. Третий из присутствующих, казалось, был погружен в самосозерцание.

– Садись, – приказал Паламин, брызгая слюной.

Тейлор сел.

– Теперь, Марникот, расскажи ему.

Коротышка очнулся, вспомнив, что находится на Гомбаре, и педантично сказал Тейлору:

– Я редко смотрю видео. Это больше подходит черни, которой нечем заняться.

– К делу, – подстегнул Паламин.

– Но услыхав, что ты собираешься побить вековечный рекорд, – невозмутимо продолжал Марникот, – прошлым вечером я включил видео, – он сделал краткий жест, показывая, что сразу же чует, если что-то дурно пахнет. – Мне сразу же стало ясно: для того чтобы завершить твою игру, потребуется как минимум два в шестьдесят четвертой степени минус единица ходов. – Он снова на мгновение уплыл куда-то, вернулся и мягко добавил: – Это большое число.

– Большое! – сказал Паламин. Он фыркнул так, что колышки покачнулись.

– Предположим, – продолжал Марникот, – что ты будешь перекладывать диски один за одним так быстро, как только можешь, день и ночь, без перерывов на еду и сон, знаешь ли ты, через сколько времени завершится игра?

– Примерно через шесть миллиардов земных столетий, – сообщил Тейлор, будто говорил о четверге на будущей неделе.

– Я не знаю земных способов измерять время. Но могу сказать, что ни ты, ни тысяча поколений твоих потомков не живут так долго, чтобы увидеть конец этой игры. Верно?

– Верно, – признался Тейлор.

– И все же ты говоришь, что это – земная игра?

– Да.

Марникот беспомощно развел руками. Чтобы показать, что ему больше сказать нечего.

Приняв угрожающе хмурый вид, в разговор вступил Паламин.

– Игру нельзя признать за истинную игру, если в нее на самом деле не играют. Ты утверждаешь, что в эту так называемую игру действительно играют на Земле?

– Да.

– Кто?

– Жрецы одного храма в Бенаресе.

– И как долго они играют в нее? – спросил гомбарианин.

– Около двух тысяч лет.

– Поколение за поколением?

– Верно.

– Каждый игрок отдает игре всю свою жизнь, до конца дней, без надежды увидеть результат?

– Да.

Паламин кипел от злости.

– Так почему же они играют?

– Это часть их религиозной веры. Они верят, что в тот момент, когда будет положен последний диск, Вселенная взорвется.

– Они ненормальные?

– Не больше чем те, кто играет в алазик и из-за столь же мизерной цели.

– Наша игра в алазик состоит из ряда отдельных игр, а не является единой бесконечной игрой. Пустую трату времени с недостижимым концом нельзя назвать игрой даже при самом богатом воображении.

– Арки-маларки не бесконечна. Она неопровержимо имеет конец. – Тейлор обращался к Марникоту, как к неопровержимому авторитету. – Верно?

– Да она имеет конец, – произнес Марникот, не в силах отрицать этот факт.

– Так! – воскликнул Паламин более высоким тоном. – Ты думаешь, ты очень умный, да?