Калеб Карр - Убийцы прошлого

Прайсом повелевала жадность: за экземпляр фотографий Мачен пообещал ему целое состояние, — поставив, однако, условие, что Прайс не оставит себе копий. Попытка обмана, было сказано Прайсу, чревата визитом в его дом неких гостей, которые будут просто счастливы его прикончить.

Из тона переговоров становилось ясно, что Мачену нравилась роль учтивого и крутого сионистского агента. Слейтон разделял это мнение. Дело в том, что их с Маченом пути пересеклись несколькими годами ранее на одной из вашингтонских вечеринок с коктейлями. В тот вечер Мачен похвалялся тем, что некогда был агентом Моссада, что на его счету убийства нескольких палестинских лидеров и что из лаборатории в Лос-Аламосе, Нью-Мехико не без его помощи пропали несколько компьютерных дисков с жизненно важными для Америки ядерными секретами. По-видимому, Мачена в последнее время все больше бесила трещина в американо-израильских отношениях из-за поддержки Израилем турецких курдов (еще один опасный конфликт, вызванный дефицитом воды). Он использовал свое высокое положение в одной из ключевых отраслей Америки для содействия делу Израиля, а также для выполнения поручений израильского правительства, — поручений, носивших разведывательный характер.

Соблазнившись деньгами, Прайс согласился с более чем зловещими условиями Мачена по сталинским снимкам, но вскоре из-за своей неуемной алчности поплатился жизнью в споре с Ионой и Ларисой по делу Форрестер, принявшем опасный оборот. (По иронии судьбы, если бы он обуздал свой темперамент и выполнил угрозу, разоблачив подделку, и если бы правительство США поверило ему, то это еще верней послужило бы высшей цели Малкольма.) Вплоть до этого момента воссозданная нами картина событий была совершенно ясна, но у нас пока не было ответа на вопрос о том, где порвалась цепочка разоблачений, начатая Прайсом и Маченом. Знал ли Мачен лично того агента, который сейчас в бегах и прячется от Моссада? Или фотографии Сталина доставил в Израиль другой посредник, участвовавший в комбинации? Увы, на эти вопросы мог дать ответ лишь сам Мачен, поэтому я приготовился сопровождать полковника Слейтона и Ларису в Бель-Эйр, обращенный в крепость. Там, за электронными барьерами высшей степени защиты, с прошлого десятилетия укрывались самые богатые граждане Лос-Анджелеса, чтобы под охраной частных войск наслаждаться своим успехом (и целыми морями доставляемой самолетом воды).

Мне могут задать уместный вопрос: как я мог выказывать или испытывать так мало беспокойства насчет попытки, которая в случае удачи привела бы к убийству человека? Как врач, я приносил клятву не причинять вред, и, когда мы готовились нанести визит Ари Мачену на его роскошной вилле в Бель-Эйр, я сказал себе, что в любом случае не стану палачом израильского агента, даже если мы узнаем его имя и местонахождение. Но я не отрицаю, что ушел от ответа на вопрос, следует его убивать или нет. И нет мне оправдания. Тренированный человек, коего признали опасным рыцари плаща и кинжала, — это реальная угроза. Со времени, когда я ступил на борт корабля Малкольма, я неоднократно убеждался, что та якобы игра, в которую он вместе со своей командой вовлек весь мир, пахнет смертью, а это значит, что новые экономические, политические и социальные иерархии не уступают в жестокости своим историческим предшественникам.

Перед тем как мы покинули корабль, я принял поцелуй и страстное объятие Ларисы с той же готовностью, с какой я смирился с ее прошлым и с ее профессией наемного убийцы, и без единого вопроса или сомнения страстно ответил на них, готовый сделать все, что от меня потребуют. Возможно, я мог сделать иной выбор; возможно, я был должен сделать его; но держу пари, что те, кто так полагают, никогда не сталкивались с суровой реальностью союза могущественных врагов, настаивающих на том, что этот человек должен быть в тюрьме либо ликвидирован.

Вот и я никогда не сталкивался.

В Америке информационного века есть множество роскошных домов, где прежде обитали люди, вдохнувшие в них жизнь. Теперь эти дома в руках богатых международных проходимцев, которые не столько живут в этом мире, сколько порхают по нему, по пути хватая власть и все удовольствия, до которых дотянется их рука. Ари Мачен был именно таким человеком, а его вилла в Бель-Эйр была именно таким местом. Укрыв свой корабль от посторонних взоров, мы приблизились к ней. Стояла туманная ночь. Построенный в середине двадцатого века с редчайшим для Лос-Анджелеса вкусом, дом, казалось, просто умолял поселиться в нем и сделать его своим жилищем человека, которой посадит растения, расставит мебель и проявит индивидуальность, не нанимая «асексуальных», по выражению Леона Тарбелла, дизайнеров и декораторов. На каждой комнатке этого дома лежала печать грусти, но эта аура лишь соответствовала целям, с которыми мы сюда явились.

Выводя из строя сперва шнырявших по участку тяжеловесных охранников, а затем систему электронного наблюдения, Лариса ни разу не улыбнулась своей хищной улыбкой. Возможно, эта «работа» была для нее настолько важна, что она отказывалась смотреть на нее как на спорт. С оружием наготове, молча, мы проникли в дом и уловили признаки жизни в хозяйской спальне наверху. Вряд ли нужно уточнять, что произошло затем; достаточно сказать, что Мачен был подвержен сразу всем сексуальным неврозам, что присущи людям, чья склонность возбуждаться от применения силы с головой выдает их невероятную слабость. Одного вида странно одетых и вооруженных незваных гостей хватило, чтобы отправить нескольких орущих проституток обоих полов (Мачен никогда бы не признался в этом сам, но на ушах его гостей были клейма) в другую комнату, где Лариса и заперла их, заставив перед этим заткнуться. Мачен тем временем попытался сорвать древний «кольт» 45-го калибра с увешанной старинным оружием стены, но ему помешал Слейтон, который, как мне показалось, обошелся с продюсером крайне грубо и оскорбительно. Вернулась Лариса, и мы с ней заняли позиции у дверей и окон, не спуская глаз с участка и его окрестностей.

Слейтон же тем временем начал допрос.

— Разве вы не помните меня — или все же помните, мистер Мачен? — осведомился Слейтон, привязав хозяина дома шнуром от занавесок к его собственной кровати.

Мачен — смуглый крепыш-коротышка лет пятидесяти, с реденькими волосами и поросячьими глазками — нервно замотал головой и, пытаясь укрыть наготу, подцепил ногой простыню.

— Вы из ЦРУ? — Он попробовал высвободиться. — Вы работаете на палестинцев?

— Два самых логичных варианта, если учесть ваши прошлые подвиги, — ответил Слейтон, разворачивая стул и садясь на него верхом. — Но отложим вопрос о том, кто мы такие. — Полковник осмотрелся; казалось, ситуация и забавляет его, и внушает отвращение. — Я в восторге от вашей коллекции, — сказал он, изучая стену с оружием. — Вы полагаете, что она пригодится в вашем бизнесе? Или это трофеи, добытые в ходе героической службы родине?