Марина Дьяченко - Феникс

Дима – в новой рубашке и новых джинсах – казался бледной лохматой куклой.

- Причешись.

- Я уже причесывался.

- Посмотри на себя в зеркало! Это ведь неаккуратно!

- Сойдет и так.

У парня были воспаленные, лихорадочные глаза. Игорь не мог смотреть на сына – отводил взгляд.

Он переложил валидольные капсулы в правый карман, чтобы, в случае чего, быстро дотянуться. Света с виду казалась совершенно здоровой, даже бодрой; завидная выдержка. Она уже смирилась, мысленно строит будущее в своей «Синице»… А может быть, у нее там и человечек присмотрен? На роль мужа и отца? И все ее упрямство – не более чем средство заново наладить личную жизнь?

Почему раньше такая простая мысль не приходила Игорю в голову?!

- Дима, - сказал он, будто выплюнул. – Выйди.

Сын посмотрел исподлобья. Несколько секунд, как показалось Игорю, раздумывал, подчиниться или нет – ведь Игорь ему, считай, уже не отец. Но все-таки вышел.

* * *

Света глядела на мужа снизу вверх, не понимая, что происходит.

Все-таки передумал?

Нет. Глаза недобрые.

- Ты… Игорь навалился ладонями на стол, так что звякнули чашки. – Ты… с кем спуталась? Кто тебя там ждет? Кто-то с работы?!

Он схватил ее за мягкий ворот свитера. Она отстранилась, и его пальцы соскользнули. В жизни не поднимал руку на женщину, и, пожалуй, поздно учиться.

- Идиот, - сказала с брезгливостью. – Чего еще выдумал.

- Ты только учти – счастья у вас не будет. Счастье на предательстве… не строится!

- Придурок, - она поднялась, отряхивая юбку. – Никого у меня нет… У меня один мужчина был в жизни – ты!

Слезы брызнули из ее глаз, как по трубочкам – в разные стороны.

- Любила… тебя, придурка… так не бывает, чтобы у бабы один мужик за всю жизнь… только я, кретинка, на такое способна… Ну и сама виновата! Сама… А теперь убирайся, делай что хочешь, мы пошли…

И она стала звать во весь голос:

- Дима! Дима!

Вышел сын, сунув руки в карманы джинсов. Ни на кого не глядя, ушел в коридор, только на пороге споткнулся и чуть не упал. Света вышла за ним, хлопнув дверью; Игорь остался один в кухне и только сейчас заметил, что синяя чашечка из праздничного сервиза упала на бок и лежит, и пятно недопитого чая расплывается по скатерти.

* * *

Перед избирательным участком играла музыка. Духовой оркестр, и рядом джаз, и рядом огромные колонки с попсовыми записями, и странно – музыкальные потоки не мешали друг другу. Не смешивались.

Процессы деления клеток лежат в основе роста и размножения любых организмов. Наш мир стал слишком разным, думал Игорь. Его раздирают противоречия; он разделится, чтобы выжить. И какое счастье – самому выбирать свое будущее.

Люди обнимались, целовались, смеялись и плакали, махали руками, поднимаясь на крыльцо избирательного пункта. Как на вокзале, подумал Игорь. Нет, хуже. Ведь на вокзале люди прощаются на время, пусть надолго.

В толпе шаталось много пьяных. Их провожали беззлобными советами: «Против квадратика не промахнись!» Раннее утро сменилось поздним, людей перед крыльцом все меньше, всем не терпится в новую жизнь… Только некоторые оригиналы тянут до последнего, до одиннадцати вечера. И совсем уж странные личности не голосуют вовсе – в полночь Избирательная комиссия распределит их по новым мирам, раскидает случайно, как карты.

Очередь двигалась быстро. Над кабинками, задернутыми зеленым сукном, зажигались и гасли красные огоньки. Игорь заверил свою личность при входе, дождался, когда над ближайшей кабинкой погас красный огонек, и вошел.

Большая – в рост человека – светящаяся панель. Анимационные заставки: победно скачет какой-то стилизованный атлет… Рвутся цепи, и еще раз рвутся… Распускается цветочек… Машет крыльями синица… Бежит гепард на логотипе «Рывка». Всего-то нужно коснуться его пальцем.

Вот они, миры на выбор, миры на Выбор. Отобранные, выверенные, протестированные, доступные каждому, на любой вкус. Там, внизу избирательного списка, пенится и пустеет, и снова пенится кружка: «Любителей пива» тоже кто-то выбирает, правда, Игорь не хотел бы оказаться в их мире…

Осталось только ткнуть пальцем в бегущего гепарда. Все решено.

* * *

Все решено.

Рядом, в пустой кабинке для сопровождающих несовершеннолетних, ждал Дима. Света стояла перед панелью, и щека у нее горела; только что Света сама себе закатила пощечину. Пока никто не видел.

Как он мог только подумать. Нагородить ерунды, приплести какого-то соперника…

Не было у него соперников. Никогда. Он бывал вздорным, несговорчивым. Упрямым. Он бывал невыносимым. Кроме него, у Светы не будет мужчины, она просто не сможет терпеть рядом кого-то, рядом, где был Игорь…

Не все ли равно, где жить?!

* * *

Я тебя теряю, подумал Игорь в панике. Я теряю себя.

Бросаю, как ненужную вещь? Я – бросаю Светку?! Она пропадет без меня, но дело не в этом… Я пропаду без нее. Чертов я палач, разве все мои амбиции стоят единственного седого волоса не ее висках?

А Дима?!

Он шагнул к панели. Протянул руку; сейчас он коснется мерцающей поверхности, разбегутся волны, и зазвучит музыкальный сигнал – выбор сделан…

* * *

Захлебываясь слезами, Света выбрала на панели знак с бегущим гепардом. Выбрала «Рывок» - для себя и для сына.

В это же самое мгновение – а может, секундой спустя, - палец Игоря выбрал на панели «Синицу».

Грянул звуковой сигнал. Панель растаяла. Открылся портал; Игорь зажмурился, испытывая небывалое в жизни облегчение. Как хорошо. Как просто.

Не все ли равно, где жить?

* * *

- Нет! Нет!!!

Он проснулся на полу – во сне скатился с дивана. Перехватило горло; прошло несколько секунд, прежде чем отпустил спазм, и Игорь смог наконец-то дышать.

- Нет… - пробормотал, нащупывая край дивана. – Какой… какой сегодня день?

За окном потихоньку светало. Света босиком стояла в проеме двери. Глаза у нее были совсем больные.

- Ты что?

- Какой сегодня день?!

- Вос… воскресенье. День Выбора, - Света сглотнула. – Послушай, мне только что приснилось… самый страшный в жизни кошмар. Послушай… Что с тобой?!

* * *

Ранним утром воскресенья Дима Греков стоял на коленях перед кучкой пепла за спортивной площадкой. Его трясло от озноба, и ныла спина; Дима осторожно, как мог, собирал пепел и отогревал дыханием.

Пепел не был совершенно сухим. Не был он и мокрым. Черно-серый, нежный и мягкий, он светлел от дыхания и становился, кажется, с каждой секундой подвижнее, суше.

Потом еще слышно затрещала маленькая молния. Пепел пришел в движение, запорошил Диме глаза…

Феникс, большой и немного встрепанный, сидел на обожженном кирпиче. По его рыжей шкуре бегали искры.

* * *

Они лежали, обнявшись, боясь разжать руки.

За окном давно рассвело, и открылись избирательные участки.