Стивен Кинг - Тени ночи спускаются с неба

Волосы у нее, с изумлением заметил Бобби, были почти совсем седыми.

Словно читая его мысли, она протянула руку и коснулась его головы.

— Мне так жаль, — сказала она, но ему показалось, что в глазах у нее пляшут прежние смешинки. — У тебя были такие чудесные волосы. Рионда говорила, что наполовину я влюблена в них.

— Кэрол…

Она опять протянула руку и прижала палец к его губам. На ее руке Бобби увидел еще шрамы, а мизинец был бесформенным, словно оплавленным. Следы ожогов.

— Я же сказала тебе, что никакой Кэрол не знаю. Мое имя Дениз. Как в старой песне Рэнди и «Рейнбоуз». — Она напела мотив. Бобби хорошо его знал. Он знал все старые песни. — Если ты проверишь мои удостоверения личности, то ничего, кроме «Дениз Шуновер», не обнаружишь. Я видела тебя на богослужении.

— Я тебя не видел.

— Я умею оставаться невидимой, — сказала она. — Прием, которому один человек научил меня давным-давно. Прием оставаться неопознаваемой. — Она содрогнулась. Бобби читал, как люди содрогались — главным образом в скверных романах, но сам ни разу не видел. — А в толпе я умею стоять далеко позади. Бедный старый Салл-Джон. Помнишь его бо-ло?

Бобби кивнул и улыбнулся.

— Помню, как он захотел показать класс и закрутил его не только между руками и за спиной, а еще и между ног. И здорово врезал себе по яйцам, так что все чуть не умерли со смеху. Тут прибежали девчонки — и ты в их числе, я совершенно уверен — и начали спрашивать, что случилось, а мы не говорили. Ну и злилась же ты!

Она улыбнулась, ладонь поднялась к губам, и в этом старом жесте Бобби со всей ясностью увидел девочку, которой она была.

— Откуда ты узнала, что он умер?

— Прочла в нью-йоркской «Пост». Один из жутких заголовков, на которых они специализируются — «ЗАТОР», — и его фотографии. Я живу в Покипси, куда «Пост» поступает регулярно. — Она помолчала. — Я преподаю в Вассаре.

— Ты преподаешь в Вассаре и читаешь «Пост»?

Она с улыбкой пожала плечами.

— У всех есть тайные пороки. А ты, Бобби? Ты прочел об этом в «Пост»?

— Я «Пост» не получаю, меня известил Тед. Тед Бротиген. Она молча смотрела на него, и ее улыбка угасала.

— Ты помнишь Теда?

— Я думала, что осталась без руки, а Тед излечил ее, как по волшебству. Конечно, я его помню. Но, Бобби…

— Он знал, что ты будешь здесь. Я сразу же так подумал, когда вскрыл посылку, но так и не поверил, пока не увидел тебя тут. — Он потянулся к ней и с детской непосредственностью провел пальцем по шраму на ее лице. — Лос-Анджелес, верно? Что произошло? Как ты выбралась?

Она покачала головой.

— Об этом я не говорю. Я ни разу не заговорила о том, что происходило в том доме, и не заговорю никогда. То была другая жизнь. То была другая девушка. И та девушка умерла. Она была очень юной, очень идеалистичной, и ее обманули. Помнишь человека с картами в Сейвин-Роке?

Он кивнул, чуть улыбнулся и взял ее руку. Она крепко сжала его пальцы.

— Вверх-вниз, понеслись, туда-сюда, смотри куда, все по мерке для проверки. Его звали Макканн, или Маккозленд, или еще как-то так.

— Имя не важно. А важно то, как он все время внушал тебе, что ты можешь выиграть. Верно?

— Верно.

— Та девушка связалась именно с таким человеком. С человеком, который всегда умел двигать карты чуть быстрее, чем его считали способным. Он искал сбитых с толку, рассерженных детей, и он их нашел.

— У него был желтый плащ? — спросил Бобби, не зная, шутит она или нет.

Она поглядела на него, чуть сдвинув брови, и он понял, что вот этого она не помнит. Да и рассказывал ли он ей о низких людях? Наверное, да. Ему казалось, что он рассказывал ей практически обо всем, но она не помнила. Возможно, то, что произошло с ней в Лос-Анджелесе, прожгло несколько дыр в ее памяти. Бобби понимал, как могло произойти такое. И ведь она тут не исключение, верно? Многие их ровесники очень старались позабыть, кем они были и во что верили в годы между убийством Джона Кеннеди в Далласе и убийством Джона Леннона в Нью-Йорке.

— Не важно, — сказал он. — Продолжай. Она покачала головой.

— Я уже сказала все, что собиралась сказать об этом. Все, что могу сказать. Кэрол Гербер умерла на Бенефит-стрит в Лос-Анджелесе. Дениз Шуновер живет в Покипси. Кэрол ненавидела математику, не была способна разобраться даже в десятичных дробях, но Дениз ПРЕПОДАЕТ математику. Как же они могут быть одной и той же? Нелепое предположение. Дело закрыто. Я хочу знать, при чем тут Тед. Он ведь не может быть еще жив, Бобби. Ему было бы за сто. И много за сто.

— Не думаю, чтобы время имело особое значение для ломателя, — сказал Бобби. Не имело оно особого значения и для WKND, где Джимми Гилмер пел теперь о «Тростниковом шалаше» под гудящий аккомпанемент чего-то вроде окарины.

— Ломатель? Но что…

— Не знаю, и это не важно, — сказал Бобби. — А важно, думаю, вот что. Так что слушай внимательно, ладно?

— Ладно.

— Я живу в Филадельфии. У меня чудесная жена, профессиональный фотограф, трое чудесных взрослых детей, чудесная старая собака с плохой спиной и хорошим характером и старый дом, который все время отчаянно нуждается в ремонте. Моя жена говорит, что раз дети сапожника всегда бегают босиком, то в доме плотника всегда течет крыша, — Так значит, ты плотник? Он кивнул.

— Я живу в Редмонт-Хиллс и когда вспоминаю, что надо бы купить газету, покупаю филадельфийскую «Инквайрер».

— Плотник, — сказала она задумчиво. — Я всегда думала, что ты кончишь писателем, и вообще…

— Я тоже так думал. Но у меня был период, когда я думал, что кончу в тюрьме штата Коннектикут. Однако этого не произошло, так что, пожалуй, одно уравновешивает другое.

— А про какую посылку ты упомянул? И какое отношение она имеет к Теду?

— Посылка пришла федеральным экспрессом от типа по имени Норман Оливер. Банкир. Он душеприказчик Салла. А внутри было вот что.

Он снова сунул руку в спортивную сумку и вытащил старую потрепанную бейсбольную перчатку. Он положил ее на колени женщины, сидевшей рядом с ним на скамье. Она сразу перевернула ее и посмотрела на имя, написанное сбоку.

— Боже мой, — сказала она бесцветным растерянным голосом.

— Я не видел эту крошку с того дня, когда нашел тебя с вывихнутым плечом вон в тех деревьях. Наверное, какой-нибудь мальчишка проходил мимо, увидел ее в траве и присвоил. Хотя она даже тогда была не слишком новой.

— Ее украл Уилли, — сказала она чуть слышно. — Уилли Ширмен. Я думала, что он хороший. Видишь, какой я была дурой во всем, что касалось людей? Даже тогда.

Он глядел на нее в немом изумлении, но она этого не видела, она смотрела на старую перчатку модели Алвина Дарка, пощипывала путаницу сыромятных ремешков, которые каким-то чудом все еще удерживали ее воедино. А затем она обрадовалась и растрогала его, поступив так, как поступил он, едва вскрыл коробку и увидел, что лежит в ней: она поднесла бейсбольную перчатку к лицу и вдохнула маслянисто-кожаный аромат кармана. Правда, он сначала надел перчатку на руку, даже не заметив как. Естественное движение бейсболиста, естественное движение мальчишки, такое же непроизвольное, как дыхание. Мальчишкой Норман Оливер когда-то, конечно, был, но в бейсбол, видимо, не играл никогда, потому что не обнаружил листа бумаги, который был глубоко засунут в последний палец перчатки — палец с глубокой бороздкой в старой коже. Лист нашел Бобби. Ноготь его мизинца задел его и заставил зашуршать.