Питер Чиппендейл - Норки!

Стая под Кривым буком дружно грянула:

Правь, Норкомафия! Правь лесами!

Тем временем две крупные норки поднимали на веревке оранжево-черный хвост.

Всех здешних тварей Сожрем мы сами!

Прислушиваясь к звукам гимна, Мега у себя в норе сдержанно улыбался, весьма довольный эффектом, который произвели его хорошо рассчитанные действия и жесты. Но что-то раздражало его, мешая насладиться победой. Откровенно говоря, в глубине души он до конца не верил, что кролик появится, а когда это все-таки произошло, в его облике и поведении было что-то настолько странное, почти сверхъестественное, что первый порыв был расправиться с ним как можно скорее, чтобы не дать сказать ни слова. Так и вышло, и, если бы не его последние слова, которые Мега все-таки расслышал, все сейчас было бы в порядке. «Прощаю тебя, ибо не ведаешь, что творишь*, — сказал кролик. Это Мега-то не ведает?! Как посмел какой-то кролик сказать такое, и кому? За что он собирается его прощать? За то, что Мега — норка? Или за то, что он — хищник? Ну уж он ему показал прощение!..

Мега был уверен, что сыграл убедительно и все сработает как надо. Его враг не успел упомянуть ни о какой петиции, о которой мямлил этот болван Психо. О том, что привело толстозадого самоубийцу на Плато, норки тоже вряд ли станут задумываться: кролик же, что с него возьмешь? Вместо этого они будут восхищаться тем, как расправился их Вождь с этим лопоухим придурком.

От входа в нору донесся какой-то шорох, и внутрь скользнула Мата.

— Странно, правда? — небрежно заметила она. — Психо, конечно, предупредил тебя, что они явятся сюда сегодня?

— Про кролика — да, но про голубя он не сказал ни слова, — неохотно признал Мега. — Но это все равно странно, тут ты права. Кстати, ты что-нибудь понимаешь?

— Не все, Мега. Но я слушала Психо гораздо внимательнее, чем ты. Он сумел разузнать немало интересного. По его словам, в лесу обитает великое множество самых разных живых существ, и они различаются, в частности, своими взглядами на жизнь — и на смерть тоже. Я теперь готова признать, что не существует абсолюта, которому все существа были бы в равной степени привержены. Мы идем своим путем, а другие твари — своим. Кто может сказать, кто прав, а кто — нет? То же самое и с истиной, Мега: для тебя, как и для каждого из нас, истина — это то, что ты считаешь истинным.

— Ну, то, что считал истинным этот дурацкий кролик, нисколько ему не помогло, — раздраженно заметил Мега. — А здорово я с ним разделался?

— С твоей точки зрения — и с точки зрения всех норок, — ты поступил абсолютно правильно, — согласилась Мата. — Что до кролика, то я не знаю, помогло или не помогло… Все зависит от того, какую цель он преследовал.

— Никакую, — коротко бросил Мега, решив не передавать Мате последние слова жертвы. — В отличие от норок, кролики не способны ставить перед собой ясную цель, и добиваться ее они тоже не могут.

— Ой ли, Мега? — переспросила Мата, задумчиво глядя на него. — Ты действительно считаешь, будто этот кролик — учитывая, как он действовал и как себя вел, — не ставил перед собой никакой особенной цели, которая помогла ему одолеть даже страх перед норками? Может быть, ты думаешь, что он попал на Плато чисто случайно или по недомыслию? А ты? Ты ставил перед собой ясную цель или инстинктивно действовал по обстоятельствам? Тебе, Мега, это наверняка не приходило в голову, но, возможно, это не они, а мы идем неведомо куда, не зная толком, чего хотим.

— И не придет. — В голосе Меги был вызов. — Как и все нормальные звери, обладающие крупицей здравого смысла, я просто…

— Что «просто»?

— Просто живу, Мата, — резко сказал Мега. — Разве не для этого мы здесь?

— Мне, во всяком случае, казалось — мы здесь для того, чтобы быть свободными.

— Совершенно верно. И свободу каждая из норок получила. Скажешь, не так?

— Так, — с нажимом сказала Мата. Ее хвост распушился, и это служило недвусмысленным признаком того,.что она не на шутку рассержена. — А не приходило ли тебе в голову, Вождь, что большинству норок свобода нужна была вовсе не для того, чтобы делать что-либо? Они пошли за тобой, потому что нуждались в свободе от, а не в свободе для. Они хотели быть свободными от грязных клеток, от переполненной уборной, от помоев, которыми пичкал нас Хранитель, и от многого другого. Они знали только то, чего они не хотят делать. На то, каково это — жить снаружи, им было в высшей степени плевать. Но вот они оказались во внешнем мире, и что же?.. Только не говори мне, Мега, будто они ясно представляют себе, кто они такие и куда идут. Насколько я вижу, норки вообще никуда не идут. Они просто шныряют туда и сюда, бездумно и бессмысленно убивая на своем пути все и вся.

— Но они же норки! — выкрикнул Мега вне себя от ярости. — Что в этом плохого?

— А кролики — кролики, Мега! — крикнула в ответ Мата, встопорщив усы и приблизив к нему свою мордочку.

Мега не собирался и дальше терпеть всю эту чушь. Едва сдерживаясь, он пулей выскочил из норы и чуть было не столкнулся с Макси.

— Скидывать их сейчас, мой Вождь? — спросил он.

— Подождите меня, — крикнул в ответ Мега и, вспрыгнув на ствол ясеня, ловко съехал в воду, где уже плескались другие норки.

Когда труп кролика, кувыркаясь, полетел с обрыва, Мега изловчился и первым схватил его зубами. Рядом с ним оказался ухмыляющийся Макси. Отфыркиваясь, Мега предложил:

— Потягаемся?

Вместо ответа Макси с готовностью ухватил кролика за лапу, и они начали тянуть изо всех сил. Остальные

норки плавали поблизости, подбадривая обоих громкими криками, и Мега почувствовал, как раздражение отпускает его, уступая место нарастающему восторгу и кипучему веселью. «О счастье быть норкой, которая только что проснулась, но уже убила врага и теперь беззаботно резвится в чистой речной воде! Вот что такое настоящая жизнь,— думал Мега.— Жизнь — это действие, а не бесконечные размышления о том, кто куда идет и с какой целью».

Когда норки внизу затянули свою мрачную песню, Филин понял, что это конец. Пока их главарь душил Лопуха, он рискнул опуститься совсем низко, и его острый слух уловил последние слова кролика, которые оказались намного короче, чем Филин мог предполагать. Теперь, подумал он, никто никогда не узнает, что изменил Лопух в петиции завирушек. Впрочем, кому какая разница?

С этой мыслью Филин набрал высоту и, сделав последний круг над Плато, повернул к дому.

Юла только что проснулась.

— Ну, что там с твоим ушастым другом? — спросила она, зевая.

— Они его убили, — коротко ответил Филин.

— А голубь? — осведомилась его супруга, обнаруживая поразительную осведомленность в лесных делах.

— И его тоже.

— Говорила я тебе! — с торжеством воскликнула Юла.— Поделом обоим! Может быть, хоть теперь ты перестанешь возиться с кроличьими какашками и займешься делом.