Питер Чиппендейл - Норки!

— Мы, трепачи пустоголовые, не можем мириться с тем, что вы нас жрете, и предлагаем вам либо проваливать из нашего обожаемого леса, либо превратиться в глупых кроликов и носиться по лесу с собрания на собрание,— провозгласил он тоненьким баском, явно пародируя писк завирушки, а потом повернулся к собранию массивным задом и заковылял прочь.

— Петиция, это, конечно, очень хорошо,— громко сказал Филин, не в силах больше молчать. — Но я позволю себе задать один простой вопрос: кто возьмется ее доставить?

Наконец-то их проняло, торжествуя, подумал он, увидев, как Сопричастные Попечители прячут глаза, с беспокойством переступая с лапы на лапу. Но его радость оказалась недолговечной.

— Я, — просто сказал Лопух, и клюв Филина сам собой открылся. В следующее мгновение кролик разразился продолжительной и страстной речью, в которой много и красиво говорил о торжестве здравого смысла,

в Филин, решив, что это самая длинная записка самоубийцы в истории, сдался без возражений.

Остальные Сопричастные Попечители слушали своего лидера в благоговейном молчании. Шум поднялся только тогда, когда на Пне Лопуха сменил белый голубь.

— Я тоже полечу и понесу в клюве оливковую ветвь, — проворковал он.

— Какую ветвь?! — взволнованно крикнула Рака из гущи грачиной стаи, рассевшейся над самой головой Филина. Поначалу она очень гордилась тем, что ей удалось убедить своих знакомых прийти на собрание, однако, как она и боялась, кроличья дурость все-таки выплыла на поверхность. Нет, никогда больше она не поддастся на уговоры своего старого дружка Филина…

— Оливковую, — спокойно повторил голубь.

— Но в нашем лесу не растут оливы, глупая ты птица!

Голубь с невинным видом скосил на нее глаз.

— Молодой побег орешника, веточка дуба, ясеня, платана — все годится. Никакого особенного значения это не имеет, — безмятежно сказал он. — Главное, что веточка в моем клюве представляет собой универсальный символ мира. При его появлении все убийства тут же прекращаются, и на земле торжествуют мир и гармония.

Завирушки стайкой ринулись на трибуну, чтобы поддержать это дурацкое заявление, и Рака почувствовала, что с нее хватит.

— И как, по-вашему, восторжествует мир? — задала она риторический вопрос. — Нет, нет, не говорите мне. Я сама вам расскажу. Ты, значит, полетишь на Плато с веточкой в клюве, а норки, лишь только завидят тебя, сразу поймут, что до сего момента они жили совершенно неправильно. Послушай, птица, — продолжала она насмешливо,— может, тебе еще поворковать для эффекта? Кур-кур, мерзкие норки! Будьте хорошими, мерзкие норки. Кур-кур! Уходите-ка поскорей, мерзкие норки!..

Она так удачно подражала мягкому голубиному воркованию, что многие не удержались и прыснули.

— «О ужас! — скажут мерзкие норки. — Какими мы были нехорошими! Взгляните только на эту зеленую ветку в клюве чудесной белой птицы! Этот универсальный символ указывает нам, что где-то мы оступились. Как нам стыдно! Мы действительно вели себя мерзко и теперь должны поскорее убраться отсюда, чтобы все лесные зверюшки жили мирно и счастливо. Прощайте, милые лесные жители. Просим у вас прощения за причиненное беспокойство. Не поминайте лихом!» Я ничего не пропустила? — строго спросила Рака под восторженное хихиканье других грачей.

— Возможно, — невозмутимо отозвался голубь, у которого не встопорщилось ни одно из его сверкающих белых перьев. — Боюсь, правда, что мы, голуби, не очень много знаем о самом символе. Наша миссия состоит в том, чтобы служить гонцами, доставляющими его в нужное место.

— Ну ладно, гонец, расскажи-ка нам, как действует твой символ?

— Он взывает к светлым сторонам характера норок, — с готовностью отозвался голубь. — А что?

— Неужели никто из вас еще не понял, что у норок нет светлых сторон характера? — прокаркала Рака, словно не веря своим ушам. — Неужели вы еще не усвоили, что единственным языком, который они понимают, является язык силы? Убей или умри — это им ближе и понятнее.

Филин не мог не признать, что Рака права, однако даже его тронула хрупкая красота этого изящного, снежно-белого существа. Контраст между голубем и угольно-черной крикливой Ракой был разителен. «Неужели, — подумал Филин, — Рака не понимает, что перед ней просто тупой самодовольный блондин, которого не стоит принимать всерьез? Отчего она так разгорячилась?»

Он повернул голову, чтобы призвать ее к порядку, но увидел, что в этом нет нужды. Рака в ярости только сдавленно хрипела, широко разевая черный блестящий клюв.

— Какой у нас следующий вопрос на повестке? — властно проухал Филин, отворачиваясь.

Других вопросов не было.

— Собрание объявляется закрытым! — гаркнул Филин, взлетая. У него было только одно утешение: на его памяти это оказалось самое короткое собрание Сопричастных Попечителей.

— Охотничьи команды готовы, мой Вождь. Ты должен сделать выбор.

— Хорошо, сейчас я выйду.

Прежде чем покинуть нору, Мега тщательно зачесал наверх мех на макушке; он бессознательно проделывал это с тех пор, как Отдел норкетинга рекомендовал ему агрессивный стиль. Его сомнения относительно правомерности кампании по истреблению кроликов улеглись, когда он увидел, какой замечательный эффект она дала едва ли не с первых дней. Усилиями Макси сфера жизненных интересов норок теперь охватывала не только лес, но простиралась далеко за его пределы. Буквально вчера вечером Отдел норкетинга с гордостью ознакомил его со своим последним докладом.

— Наша идея работает превосходно, о великий Вождь, — уверенно провозгласили они. — Сейчас пока трудно сказать, насколько восстановился рынок прочих живых существ, однако наши статистические исследования неопровержимо показывают, что в последнее время их добыча осуществляется исключительно с пищевыми целями. Вот, взгляни сюда!

Они забегали вдоль стен большой залы, на которых были нацарапаны многочисленные таблицы и графики. Статистические кривые решительно указывали вверх, и это вселяло надежду.

— Мы можем с уверенностью заявить, — продолжали М-Первый и М-Второй, —г лесной рынок миновал критическую стадию. Пищевая доступность по некото-

рым видам живых существ выросла уже на пять процентов и продолжает повышаться.

Мега решил не расстраивать их и не говорить, что ему не нужны графики и цифры там, где он чует нутром. И им, и ему и так было ясно, что кампания, направленная на массовое истребление кроликов, и была тем самым убийством ради убийства, которое так нравилось норкам и давало выход их разрушительной энергии. Горы черепов тонули в морях крови, и массы ликовали в предвкушении каждого нового опустошительного рейда.